Писала я, разумеется, на привычном языке. Это даже лучше — шифрование ото всяких любопытных. Ручек здесь в обиходе не водилось, Китти мне доставила тонкий стержень из какого-то серого вещества, который постепенно стирался при использовании. Листов ушло несколько, но вроде бы достать новые — не проблема. Я поклялась себе, что теперь буду записывать все важные события. А раньше только смеялась над теми, кто ведет дневник! Но это не дневник — информация намного откровеннее и правдивее любого дневника — это нитка, за которую я когда-нибудь смогу выползти из ямы. Нет, я не уверена, что поможет, но более стоящих идей все равно не назрело. В конце аршинными буквами вывела: «Не лезть с советами к другим!!! Они тысячу лет так жили, а я им не народный освободитель!». Вот это полезная мысль со всех сторон. Пусть люди живут, как умеют, не мое дело — кого-то там спасать. Ну, разве что Китти. И Скирана, конечно. Быть может, Арлу? Пустоголовая она, но не совсем уже чужая… Составить список друзей, с которыми я не смогу изображать безразличие? Или у меня в голове реально засел какой-то демон, не дающий покоя? Вести дневник было весьма удачной идеей, попробуй-ка отследи свои метания, если они не записаны.
Какая-то терапия в этом занятии содержится, мне стало хоть немного легче, а энергии бороться дальше прибавилось. Ничего страшного, пусть Ринс снимает свою повязку — а я в эти периоды буду учиться. И когда-нибудь научусь не унижаться! Однако новая волна апатии нахлынула, когда я вспомнила о близящейся ночи — опять идти к этому мерзавцу, опять терпеть издевательства. А изящного выхода нет: если научусь сопротивляться его внушению на сто процентов, то прибьет на месте за сильную магию, если продолжу ползать перед ним на коленях… то лучше уж пусть прибьет.
В дверь коротко стукнули один раз. Меня здесь как-то не особенно беспокоили, чего я вначале сильно опасалась, но гостем может быть любой из моих знакомых. Я все-таки засунула исписанные листы под матрас, распахнула дверь и остолбенела, уставившись на черную повязку. Начала судорожно соображать, не называла ли его чернокнижником в своих невольных проклятиях, и не могла быть уверенной в отсутствии вины.
— Айх?
Он шагнул в комнату, лишь возле окна обернулся.
— Я пришел предупредить, что две ночи мы не сможем общаться. Решил сообщить тебе об этом лично, не так-то часто ты в моем присутствии выражаешь искренние эмоции. Две ночи минимум — эта и следующая, а там посмотрим по обстоятельствам. Давай, начинай сожалеть о разлуке.
Облегченно выдохнула. Видимо, не называла, иначе с этого бы речь и началась. Только после осознала сказанное. Не шутит? Две ночи без него? До потолка бы не подпрыгнуть. Я от радости даже посмотрела на него прямо, забыв о недавнем смущении и желании вообще всегда отводить взгляд. Но я смогла унять неописуемый восторг от новости, только руки сцепила у груди и заблеяла, пытаясь не улыбаться слишком широко: