Тогда почему, черт возьми, ей так хочется услышать, что лучше ей будет ни где-то за тридевять земель, а здесь?..
Марк приехал далеко за полночь. Внеочередная планерка затянулась, напряжение в штабе нарастало с каждой секундой, а найденные ниточки обрывались, так никуда и не приведя. След остыл.
Вспомнить одного-единственного пассажира у водителя такси, на которого они с таким трудом вышли, получилось едва ли. Удалось проследить лишь конечную остановку, откуда их подрывник ушел уже пешком, а дальше его след терялся в лабиринте улиц и гуще дорожных камер. А Илья заканчивал просматривать все видео, которые удалось собрать с ближайших к больнице дворов.
Он безумно устал. Спать пару часов в несколько дней уже давно вошло у него в привычку, но эти теракты рано или поздно его доконают. К тому же, его несколько часов отдыха были три дня назад.
Пройдя в кухню, он налил себе воды, прикидывая, сколько времени у него есть до утренних разбирательств с Никитой, когда услышал слабое дыхание. Дарина спала, свернувшись на диване и укрывшись своей кофтой. Рядом с подушкой валялся карандаш, на полу рядом с диваном покоилась тонкая книжица в черной обложке. Бросив на дремавшую девушку быстрый взгляд, Марк подошел ближе и поднял ее, раскрыв на последних страницах.
Лучше бы не открывал, честное слово.
Написанный список он закрыл почти сразу, перелистнув несколько страниц. На остальных листах обнаружились наброски растений, улиц, его собственной дачи и леса, даже портреты Игоря, Максима и ее подруг. На второй странице была изображена уже знакомая ему физиономия их подрывника, и Марк без зазрения совести перелистнул и ее. И замер, глядя на последний рисунок.
Она воспроизвела все до последней мелочи, даже тот шрам над бровью, который он заработал во время взрыва. Морщинки у глаз, хмурую складку между бровями, даже тяжелый пронзительный взгляд. Он вдруг понял, что затаил дыхание, и тихо выдохнул.
Неудивительно, что она не хотела показывать свои наброски – в них отражалось намного больше чувств, чем в словах.
Закрыв блокнот, Марк сунул его себе в карман, туда же спрятал карандаш и медленно взял Дарину на руки, стараясь не потревожить заживающие кости. Она только неслышно застонала ему в плечо, уткнулась ледяным носом в ворот его рубашки, так что он вздрогнул, и задышала глубже и ровнее, словно вдруг успокоилась.
В комнате он так же аккуратно опустил ее на кровать, укрыл одеялом и встал у окна, глядя на спящую девушку. Жутко хотелось хоть что-то сделать, сказать, последовать совету брата и уговорить ее остаться, и он проклинал себя за то, что не мог на это решиться. Господи, он, Марк Горский, боевой офицер и спецназовец, боится какой-то слабой надежды! Он никогда не предавался слабости и не показывал ее, все прятал в себе и носил за семью печатями, а теперь эти замки сломались, и он оказался совершенно к этому не готов.