Неподалеку Хуан Коромото вел беседу с Тилинго, так чтобы его мог слышать Педро Мигель:
— Сержант не в счет. Я с ним хорошо знаком и знаю, что ему не по душе служить в правительственных войсках. К тому же, что ты заслужил… — сказав это, он подмигнул в сторону Педро Мигеля, который перебирал счета, и добавил: —…то и получай…
— Ясное дело! Мертвяк — пора отпевать? Угу!.. А как же с начальником, дядя Коромото? Вот где вся загвоздка.
— Этим займусь я сам. Говорят, будто во сне самая что ни на есть лучшая смерть.
— Вы сами им займетесь, дядя Коромото? Сами уладите это дельце?
— А может, его же солдаты.
— Вы думаете, они на такое осмелятся? — продолжал приставать с расспросами Тилинго, давая возможность Коромото изложить план, который предназначался для Педро Мигеля.
— Карамба! Солдаты это солдаты, и делают то, что им прикажет сержант. Тем более что Киньонеса водой не разольешь с его солдатами.
— Угу! — хмыкнул Тилинго. — А может, к слову сказать, для некоторых это и вовсе не под силу — прикончить во сне человека, как вы сказали.
— Ну тогда другим манером. Главное, чтобы взвод, да и те, кто к нему присоединится, а их наберется человек двадцать, были бы готовы завтра или послезавтра. И дай бог, чтоб во главе этих людей стоял такой человек, которого народ любит и которому доверяют, и чтоб даже когда, к примеру, он захочет пойти к черту в пекло, то все б на него глядели разиня рот.
— И из тех, которые умеют вовремя и кстати решить дело.
— И тем более такой, который с малолетства говорил, что надо всем уйти в лес и начать войну.
— Вот, вот. Словом, из тех, кто не поворачивается спиной к своим?
— Истинно так. Вы сами сказали, кум Тилинго.
Педро Мигель будто и не слышал этого разговора. Приведя в порядок бумаги, он положил их в карман и вышел из конторы.
Хуан Коромото проводил управляющего до коновязи, где была привязана его лошадь, и, когда Педро Мигель уже вложил ногу в стремя, сказал ему:
— Так ты нас оставляешь, Педро Мигель? А мы-то всё думали, что сможем на тебя рассчитывать в заварухе, которую нам учинили, сунув сюда солдат. А лучше сказать, мы все готовы пойти за тобой, коли ты решишь пойти по пути, по которому идут все храбрые люди.
Досада жгла сердце Педро Мигеля, но он не ответил даже на этот прямой призыв.
Педро Мигель как раз въезжал на просеку, ведущую к Большому дому, когда там показалась возвращавшаяся из города Луисана.
Педро Мигель хотел было избежать встречи, но было уже поздно, и, прежде чем она с ним заговорила, он сам задал ей вопрос:
— Сесилио сейчас дома?
— Разумеется, — отвечала Луисана, улыбаясь столь странному вопросу. — Ведь он никуда не выходит, бедняжка!