— Вот они что задумали, — вскричал сержант.
Женщина, рыдая, умоляла:
— Простите, простите, сеньор! Я сказала вам неправду, потому что эти ребята мои сыночки, и я боялась, что вы их заберете с собой. Они ни в чем не виноваты! Это я заставила их спрятаться. Умоляю вас, не погубите их. Ради всего святого!
— Это мы посмотрим на том берегу, — ответил сержант, — а сейчас тащите шесты и переправляйте нас поскорее на тот берег.
— Да, сеньор! Конечно! Идите, сыночки, проводите сеньоров. Правда, вы не сделаете им ничего плохого, сеньор сержант? Да что я говорю, какой сержант, сеньор капитан! Позвольте мне поехать с вами и помочь ребяткам, я уж говорила, река сейчас очень бурная и обратно, против течения, паром будет трудно вести.
— Конечно, сеньора! — ответил сержант. — Вас как раз нам не хватало! Садитесь и вы, коли вам так приспичило. Да забирайте с собой девчонок, если не хотите оставлять здесь хвосты. Вы поможете друг дружке, когда поедете назад против течения, как сами говорите.
— Ах, сеньор! — запричитала охваченная горем мать. — Какой вы добрый. Да упаси вас господь от всяких бед и зол! Пойдемте, дети мои, пойдемте все вместе и перевезем сеньоров! Не бойтесь. Они хорошие люди, как все, кто идет за правительством.
Паром переправлялся через реку, над которой уже спустилась ночь. Женщина помогала сыновьям, дрожащими руками они никак не могли удержать шесты, а сержант зловеще перемигивался со своими солдатами, сальными глазами поглядывавшими на девочек.
Паром ткнулся в противоположный берег, и один из солдат спросил своего главаря:
— Всех разом, сержант? И этих цыплят тоже? Не сгодятся они нам на что-нибудь другое?
— Всех, чтоб не было кому болтать!
И тут же добавил:
— Нет, погоди, не всех. Пускай останется старая лиса и рассказывает всем свои сказки.
— Ради бога, простите, — взмолилась женщина, разом поняв все.
Солдаты штыками закололи всех ее детей. Гогоча, убийцы соскочили на берег, и сержант, давясь от смеха, крикнул:
— Ну как, здорово, старая лиса! Бог тебе в помочь переправить паром на тот берег.
Дикий хохот солдат замер вдали, в безмолвии ночи, в спустившейся на землю непроглядной тьме. Мать поднялась над распростертыми телами детей, чья кровь стыла на ее заскорузлых руках…
Женщина потеряла разум и дар речи. Слова были ни к чему в этом страшном безмолвии и одиночестве.
Схватив шест, женщина оттолкнула от берега паром, меж бревен которого угрюмо хлюпала вода, словно слизывавшая кровь своим черным языком.
Течение сносило паром вниз по реке. Мохнатые черные тучи заволокли небо, которое то и дело разрывали ослепительные молнии…