— Еще бы! Я люблю свою сестренку, а тот, за кого она выходит, не заставит ее много работать, вот я и доволен.
— Хорошо, человече, хорошо! Я искренне рад… за всех вас. Ешь, дорогой. Будь как у себя дома, вот не побрезгуй этим домашним сырком. Бери больше.
— Благодарю вас. Мне что-то не хочется. Я выпью кофе, да и то только, чтобы уважить вас.
— Тебе, может, нездоровится?
— Нет, я, как всегда, слава богу, здоров.
— А как идут у тебя дела?
— Так, ни шатко ни валко.
— Ты чем занимаешься?
— Да вот покупаю и продаю скот. Спускаюсь в долину, покупаю там по сходной цене, а потом перепродаю здесь, в селениях. Разницу беру себе. До сих пор дела шли неплохо.
И снова в голове Педро Мигеля мелькнула навязчивая мысль, которую он столько раз выражал словами: «Как все разнится!»
Священник удивленно взглянул на юношу поверх поднятой к самому носу чашки с шоколадом, затем, вытерев губы салфеткой, спросил:
— А Эль-Альтосано все также дает тебе хороший какао?
— Дает мне? — воскликнул Педро Мигель. — Да я еще не положил в карман ни одного сентаво от продажи какао с этого участка и, вот бог мне свидетель, не положу их никогда. Эти земли принадлежали дону Никто, как сказал однажды дон Сесилио, и ему они достанутся.
— Выходит, этим землям вечно суждено оставаться без хозяина?
— На то есть свои причины.
— Да кстати, как идут дела в долине Туя? Не происходит там никаких волнений?
— Да какие могут быть дела! Правда, что касается этих и прочих дел, о которых мы говорили, вопросы следует задавать мне.
— А ну-ка, а ну-ка! Я постараюсь по мере сил удовлетворить твое любопытство, — отвечал падре Медиавилья, мысленно приготавливаясь уклониться от неприятных вопросов.
— Первый и основной вопрос по поводу вашего последнего замечания. Не вы ли говорили прежде, что консерваторы и либералы, мантуанцы и холщовые рубахи, представляют из себя вроде как масло и уксус?
— Справедливо: я и поныне утверждаю это.
— Тогда как же мне передавали, будто со здешними мантуанцами вас теперь и водой не разольешь?
— А разве ты не знаешь, что винегрет поливают и маслом и уксусом? Эх, Педро Мигель, времена, брат, меняются. Теперь правит династия Монагас, и, чтобы ублажить их, мы вынуждены питаться винегретом. Это пища тяжелая, и не всегда ее можно рекомендовать, но порой она недурна. Уж поверь.
— Мне эта пища не подходит. Я никогда не мог ее проглотить.
— В самом деле? Ах, Дичок! Ты все такой же, как прежде. А какие же еще у тебя вопросы? Ну, выкладывай.
— Стоит ли? — сказал, поднимаясь, Педро Мигель. — С вашего позволения, падре, я пойду. Простите, что оставляю вас…