– Ну что, прогрессор, колись давай!
– Что-что?!! – я просто подавился воздухом на вдохе, закашлялся. Какой прогрессор? Он что мысли читает? А откуда слово знает, которое только через двести лет появится?
– Я говорю, – Мишка услужливо похлопал меня ладонью между лопаток. – Рассказал бы ты о себе, прохвессор.
– Да что рассказывать-то? – уфф, пронесло! Просто послышалось, навеянное соответственными мыслями. А я уж невесть что думать начал.
– А ты ведь не простой, Стёпка! Ох, какой непростой! – вот ведь! И кто после этого удобного момента ждал?
– С чего взял? – я попытался сохранить в голосе расслабленную ленивость, хотя сердце чуть не выпрыгивало из груди.
– Ну, вот скажи, – малец лёг на настил, подперев голову ладонью. – Откуда ты идёшь?
– Из Тихоновой Пустыни, – ничуть не соврал я.
– Ладно, – согласился он. – А где жил до этого?
– Да там и жил. – я припомнил содержание письма, вручённого воеводе, и решил держаться этой версии до конца.
– И науки разные там же постигал. Пока коровам хвосты крутил, не иначе. С настоятелем ты недавно ведь познакомился? Или у вас там хутор опальных академиков случился?
– А ты откуда знаешь? – перешёл я в контрнаступление. – Щербачёв поведал?
– И поведал. – не стал отпираться Мишка. – Подозрителен ты ему. Кабы не письмо настоятеля, сидеть тебе сейчас в сыскном, да рассказывать про своё житьё-бытьё.
Внутри прямо похолодело всё – этого только мне не хватало. Если уж жизнь человеческая здесь ни в грош ни ценится, то пытки у дознавателей наверняка вообще на поток поставлены. Для профилактики, так сказать: вначале железом прижгут, а потом только спрашивать начнут. Но сдаваться я всё равно не собирался:
– А ты сам-то хорош! Пешком он учиться шёл, такой простяга, к разбойникам угодил. И в то же время с воеводой знаком, да ещё настолько, что он своими подозрениями поделиться изволил. И отца твоего знает!
– А! – отмахнулся пацан. – Тут и тайны-то никакой нет. А уж теперь, когда от Юраса ушли, и подавно. Дело, в общем, такое…
Мишка коротко рассказал свою историю. Оказалось, что он сын Афанасия Абрамовича Гончарова. Поздний сын… очень поздний. Оттого и любимый по-особому. Но – незаконнорождённый. А если учесть, что Гончаров сам незаконнорождённый сын Петра Первого, то понятно и его отношение к отпрыску. (Это что же – я сейчас тут, на причале, с чумазым принцем беседую? Офигеть!) Однако мой вопрос на эту тему не вызвал у него энтузиазма – Какой там, к лешему, принц? Таких принцев по России возами собирать, да продавать по пятачку за горсть, и то – в базарный день. Правда, таким дедом далеко не каждый похвастать может – в голосе пацана всё же промелькнула гордость. Так вот – рос он, рос, гоняя с крестьянскими детьми по округе – благо отец ещё в пятилетнем возрасте самолично выписал ему вольную, но чем старше становился, тем больше замечал ревность и неприязнь законных родичей Гончарова-старшего. И вот тогда решил малец, от греха податься в Калугу, а если и повезёт, то и в Москву. Отец вначале воспротивился – как так в Москву? – но деваться-то некуда. Старик и сам понимал, что житья Мишке в усадьбе не будет, даже если он признает сына. Посему, пацан был отправлен с обозом в город, но, решив, что караван двигается слишком медленно, на последнем перегоне оторвался от остальных. Так и оказался у банды Юраса. Переживал только за отца – что он там подумает об исчезновении отпрыска. Хотя – время такое – связь редка и ненадёжна. Возможно, что отец ещё даже волноваться не начал.