И всё вроде бы в житье-бытье хорошо. Ладно, да размерено. Вот только сын-недотёпа орясиной вымахал, а к отцовскому делу равнодушен. И пусть доказал он родителю, что в деле механическом весьма сведущ. Да вот хоть тот же пруд взять. Придумал же хитроумную штуковину, чтобы вода не застаивалась, а обновлялась. Теперь и рыбки свойской завсегда покушать можно. Хоть Волга и под боком, а своя слаще. А вот часовой промысел зря он открыл. Много ли тех часов в Новгороде? Раз, два и обчёлся. Да, конечно, губернатор благоволит после того, как Ванька ему исправил дорогой механизм. Но начальственной благодарностью сыт не будешь. А мука – вот она. Народец завсегда её купит, ибо есть-то надо. Хлебушек, почитай, главное блюдо на Руси. Торговал бы себе помаленьку, да и дело отцовское продолжал. И-эх!
Пётр поморщился. Как всегда, стоило задуматься о непутёвом сыне, настроение портилось. Вот и сейчас что-то тонко позвякивало из мастерской, где Ванька творил свои штуковины. Вот опять же – Ванька. Тридцать годков уже почти, а всё «Ванька». Был бы с отцом в деле, уже бы Иваном Петровичем величали уважительно. А что? Пожилой купец размечтался… Иван Петрович Кулибин. Звучит… звучало бы. А так – кто его вспомнит то, кроме прямых наследников?
Чинное размышление Кулибина-старшего было прервано вознёй у ворот дома. Глухо, басовито завуф-фкала огромная старая дворняга из-под крыльца. Тут же раздался громкий требовательный стук в добротную деревянную створку. «Эй, отворяй! Спите, что ли там?» – донеслось с улицы. Пётр подорвался как молодой. Голос принадлежал не кому иному, как самому губернатору. Если уж САМ прибыл, да требует впустить, то тут уж шутки плохи. Эх, говорил Ваньке, что не доведут до добра его умствования!
Губернатор прибыл не один, а в сопровождении пары вроде ничем не примечательных молодцев, но перед которыми явственно лебезил и заискивал. Тут уж почтенному мещанину и вовсе стало плохо. Всё, что происходило дальше, он понимал смутно. Какая-то суета, сборы проводы. И лишь когда визитёры покинули его усадебку, увозя с собой Ваньку-недотёпу, перед его взором немного прояснилось. Ну вот, судьба-злодейка. Добралась-таки до сына. Чуяло отцовское сердце, что не скоро доведётся вновь увидеть своего отпрыска. Как бы он совсем головы не лишился. Век-то нонче, хоть и просвещённый, да жестокий. Благостных исходов ждать практически нереально. Да и не верил отец в сына своего.
* * *
За несколько следующих дней постепенно выработался режим жизни в Петербурге. Екатерина просыпалась очень рано. Часов в пять. Так как декретного времени ещё не было, то это получается в шесть по нашему. Естественно, никто в резиденции после этого не спал, кроме Гришки Орлова, пожалуй. Тот мог продрыхнуть и до обеда. Так что и мне пришлось подстраиваться. Потом я отправлялся к Ломоносову.