Перед входом уже никого не было, только где-то у дальних дверей была сложена горка дорожного скарба, которую споро растаскивали несколько бородачей. Да ещё, из тех дверей, куда удалилась знатная часть приехавших, мне навстречу буквально выкатился парень лет двадцати пяти. На лице его застыло какое-то восторженно-отрешённое выражение. Меня он явно не заметил, спеша по своим делам. Оттого мы столкнулись посередине лестницы. Я пытался отскочить с его траектории, но недостаточно проворно. Причём я исхитрился удержаться на ногах, потому что в последний момент приготовился к столкновению, а вот он – нет. Кубарем, конечно, не покатился, но пару ступенек пятой точкой пересчитал.
Явно опешив от такого неласкового возвращения с небес на грешную землю, он раздражённо уставился на меня
– Ты кто ещё такой? – спросил он тоном, не предвещающим мне ничего хорошего. Ну вот – осталось мне только повторить подвиг Д’Артаньяна и нарваться на дуэль с главными забияками столицы в первый день приезда. Вот только шпагой я не владею, от слова «совсем».
– Степан я. Тимошкин. Только из Москвы приехал, вместе с двором.
Эмоции поразительно быстро менялись на его живой физиономии. Только что готов был мне в глотку вцепиться, как вдруг расцвёл в дружелюбной улыбке:
– А! Так это ты? Куда пропал? Тебя уж обыскались, чай. Собственно ты мне и нужен. А чего толкался-то?
– Я толкался?! Да ты сам меня чуть не сшиб. Чешет, такой, весь восторженный, как ясно солнышко сияет, и не замечает никого вокруг, – гроза явно миновала. Незнакомец явно был не настроен повторять историю, сочинённую Александром Дюма. Я помог ему подняться.
– Да? Ну, может быть, – не стал спорить он. – Я вообще тоже тебя искал, только не очень представлял, как ты выглядишь. Кстати, меня Грицем зовут. А тебя? – тут он сообразил, что сморозил глупость и шлёпнул себя ладонью по лбу. – Ах, да! Что ж это я? Ты ж Степан! А я, значится, Гриц. Григорий Ляксандрыч Потёмкин. Вот и зазнакомились. Пойдём-ка, Степан, а то Екатерина уже рвёт и мечет по тебе.
* * *
Нижегородский мещанин, торговец Пётр Кулибин изволил вкушать чай на берегу небольшого прудика в собственном саду в час вечерний, когда жара уже спала, и приятной прохладой тянуло от Волги. Настоянный на травах душистый чай заедался свежей сдобой, только-только испечённой к вечернему чаепитию. Человек степенный, он мог позволить себе такой ежедневный ритуал, отдыхая от трудов дневных, трудов праведных. И пусть торговцем он был не то чтобы уж очень удачливым, но оборот позволял содержать небольшую усадьбу, да и вообще жить небедно, но при этом спокойно.