— Леонид Ильич, Вы уважаете Сталина? — вдруг спросил Виктор.
— Да, — ответил Брежнев, — а причем здесь Сталин?
— Он сказал мне, — ответил Виктор, — что идеология политической и социальной стабилизации, это всего лишь инструмент борьбы против политических соперников и не более того! Сегодня эта «стабилизация» также на языке у высших должностных лиц, как заклинание….
— Мне продолжать или не надо? — спросил Брежнев и, получив от Виктора кивок головой, продолжил: Пленум ЦК, назначавший на пост Генерального секретаря дорогого и любимого меня Брежнева, утвердил на пост Председателя Совмина СССР — Косыгина Алексея Николаевича. Хрущев занимал два поста — первого секретаря ЦК и Председателя Совмина СССР. Пленум посчитал не целесообразно одному человеку занимать две ключевые должности. Косыгин работал тогда первым замом у Хрущева.
Это человек находящийся на своем месте. Алексей добивался проведения тех экономических реформ, которые им изложены в докладе об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства на Пленуме ЦК КПСС. Суть их в децентрализации народнохозяйственного планирования, повышении роли интегральных показателей экономической эффективности и увеличении самостоятельности предприятий.
Я ничего в этом не соображал и всегда опасался и побаивался Косыгина за его компетентность и аналитический ум. Все народное хозяйство держалось на нем и в случае чего, он мог бы вполне заменить меня на посту генсека. Но Алексей не старался быть публичным человеком, а позже, когда я набрал политический вес, я немного успокоился, хотя наши отношения никогда не были доверительными.
Моя кандидатура на пост генсека рассматривалась Пленумом, как временная мера до проведения XXIII съезда КПСС в 1966 году. В ходе аппаратной борьбы мне удалось своевременно устранить Шелепина и Подгорного и расставить на ключевые посты лично преданных мне людей. Косыгин остался на должности, но проводимая им экономическая политика систематически торпедировалась мною.
К началу 1970-х партийный аппарат поверил в меня, рассматривая как своего ставленника и защитника системы. Партийная номенклатура отвергала любые реформы, стремилась сохранить режим, обеспечивающий ей власть, стабильность и широкие привилегии. Именно в период моего правления партийный аппарат полностью подчинил себе государственный. Министерства и исполкомы стали простыми исполнителями решений партийных органов. Практически исчезли беспартийные руководители.
В семидесятые годы на международной арене произошло частичное примирение двух систем. Так мною были подписаны Хельсинские соглашения, и повсеместно развивался «дух разрядки». С политической стороны это необходимо для сдерживания германского реваншизма и закрепления территориальных результатов Второй мировой войны.