– Как будто у канонерки вторая дымовая труба появилась? – подумал Арнаутов и попросил старшего офицера Белинского внимательнее посмотреть, что же там у японца происходит, какое секретное изобретение выкатили супостаты>34.
Японский отряд испытывал агонию. Корвет «Цукуба», подобно вулкану, взорвался в лучших традициях сражений при Наварине и Синопе, подумал адмирал Иессен. Будет, как зрелищно художникам изобразить сию баталию, попросил флаг-офицера Егорьева зафотографировать потопление данных судов. Оставшиеся три корабля дали нестройные залпы по русским лебедям, попав лишь одним фугасом в «Богатырь», но крайне неудачно для русских, отдаленных от своей базы на пятьсот миль, повредив рулевой привод, и никто особо еще это и не осознал, пока крейсер шел по прямой. В ответ обе восьмидюймовые башни Куницина и Сагатовского добились попаданий. Кормовая ударила «Майю» в ют, и там загорелось, а Сагатовский, превзойдя сам себя, попал снарядом закаленного чугуна в котельное отделение, причем снаряд проник туда, слегка поднырнув у борта канонерки. Две стихии, огонь и вода, поспорили, кто заберет «Майю» себе, и взрыв огнетрубного котла и затопление сквозь разрушенный борт стали крестом на ее судьбе. Канонерка разломилась на две части, словно две стихии ее разодрали пополам и растащили каждая себе по подарочку.
Бронепалубный «Рюрик» возобновил стрельбу по «Фусо», да и горящий «Громобой» стрелял по нему. У «Фусо» отвечало лишь одно орудие, и русские крейсера подошли на пятнадцать кабельтовых. Командир «Громобоя» Дабич надеялся, что на этой дистанции даже орудия в шесть дюймов пробьют броню старого японского броненосца. У «Громобоя» отличилась носовая башня Владимира Требещенко, попавшая, как белке в глаз, в таверзный торпедный аппарат, который и так здорово детонировал в горевшем носу, а тут еще и часть борта разворотил силой взрыва. У красавца- крейсера «России», шедшей в кильватере «Громобоя», отличился командир кормовой башни – князь Щербатов, посланный им снаряд угодил в кормовую надстройку старого японского броненосца. Шестидюймовые снаряды на такой небольшой дистанции по медленно идущему и не маневрирующему противнику обрушились стальным самумом>35. Причем все были бронебойными с половиной килограмма взрывчатки. Первый ухнул в трюме перед котельным отделением, второй попал в боевую рубку, и все находящиеся там офицеры, а также адмирал Ямада и капитан Кокити, ощутили себя в колоколе, третий снаряд взорвался рядом с броневой рубкой и силу своего взрыва направил на поддержание пожара, бушевавшего неподалеку. Следующий попал опять с недолетом, под главный бронепояс, в котельное отделение, и, пробив борт, пробил стенку двух котлов, обварил всех кочегаров и взорвался. Следующий снаряд поставил крест на судьбе корабля, попав в машинное отделение, вызвав течь и пробив машину насквозь и взорвавшись в ней. Который из плутонгов Плансона или Федотова добился успеха, было не разобрать. Три подводных попадания много для любого корабля, а для старого броненосца особенно. Думая отомстить северным варварам, единственное орудие «Фусо» правого борта мичмана Ямадзаки стреляло с особенным остервенением, и из десятка снарядов, выпущенных японцами, по два попали в русские крейсера. Причем на «Громобое» свалило среднюю дымовую трубу и порвало надводный борт под фок-мачтой