Она скормила Бенволио яблоко и погладила его длинный нос.
– Ты будешь ни при чем, обещаю, – сказала она, распутывая узелок в его гриве. – Я безумно влюблена в кое-кого, и ты тоже его полюбишь, когда познакомишься. Поэтому просто доверься мне, хорошо?
Бенволио не ответил, только уткнулся носом ей в плечо. Она приняла это как знак того, что он на ее стороне.
Реми поставила ногу в стремя и закинула вторую ему на спину. Дернув поводья, она повела его к тренировочной дороге. Она разогрела Бенволио несколькими прыжками через перекладину. Хорошо. Они могли сделать это. На пути к треку она увидела отца, прислонившегося к забору, он стоял так же, как ей и помнилось. Чашка кофе в руке, кепка, прикрывающая его лысую макушку и напряженный взгляд, наблюдающий за двумя самыми сильными двухлетками, гарцующими на тренировочном треке.
Они пересекли финишную черту, и девушка заметила, как папа нажал кнопку на секундомере. Наконец он отвел взгляд от трека и заметил ее. Она помахала отцу. Он махнул ей в ответ. И как только он снова отвел взгляд, Реми дала Бенволио сигнал сорваться на галоп. Она направила его на низкий забор, и он послушно прыгнул. Хоть ей и было известно, что у нее будет всего лишь синяк на попе от этого невысокого прыжка, Реми отпустила поводья в середине прыжка и выпала из седла.
Она упала на траву с глухим стуком в зубах. Выпади она из седла в любой другой раз, то сразу бы встала. Но не сегодня. Сегодня у нее миссия.
Вместо того чтобы встать, Реми закрыла глаза.
Только секунды спустя она ощутила себя окруженной людьми, взволнованными и напуганными. Она слышала голос отца, кричащего вызвать доктора. Слышала, как один из тренеров говорил, что стоит немедленно вызвать 911. Люди звали ее по имени, хлопали по лицу, пытались открыть ее веки.
Десять минут спустя она была в мчащейся скорой. Отец кричал вслед, что будет позади в своей машине. Пока ее грузили, она притворилась, что пришла в себя, чтобы попросить отца взять с собой маму. Он пообещал, что сделает это.
Вот теперь все началось.
Как только Реми оказалась наедине в скорой с фельдшером, то чудесным образом исцелилась и начала говорить. Фельдшер сказала, что ее проверят в больнице на сотрясение и будут мониторить несколько часов. Конечно, будут. Она точно знала, что произойдет, как только окажется в госпитале. За свои двадцать шесть лет она падала с лошадей и ударялась головой полдюжины раз и проходила через эту рутину каждый раз. Ей противно было так всех пугать, но девушка понимала, что Меррик был прав – это единственный способ гарантировать, что оба родителя будут вдали от фермы достаточно долго, чтобы он смог покопаться в их вещах. Чувство вины грызло ее, но, учитывая тот факт, что ее родители вовлекли ферму в некую, вероятно, нелегальную деятельность, она решила, что немного напугать родителей будет справедливо из-за того ада, через который они заставили ее пройти.