– Что, круглохвостая, привязалась… сказать чего хочешь?
Собака, гавкая, торопливо направилась на холм, показывая, что нужно и ему ускорить шаг. «Понял я!» – сурово прикрикнул дед Прохор и, прибавив шаг, направился за ней. Лайка спокойно сидела на вершине и смотрела в сторону таёжной полосы.
– Что ты там уви… – дед Прохор, тяжело дыша, вгляделся в тайгу и увидел кого-то стоящего на краю леса… ростом почти с деревья. На минуту дед Прохор замер и восстановил дыхание.
– Что ты смотришь на меня так… страшно мне за детей моих, не погуби их, с добрыми намереньями они к тебе идут… с добрыми сердцами… – еле слышно сказал он, и тут на суровом морщинистом лице показалась слеза. Сердце окутало переживаниями и тревожной болью, да такой сильной, что дед Прохор схватился за него рукой, будто удерживая, чтобы не выпрыгнуло. Лайка закрутилась и заскулила… дед Прохор уже не мог стоять на ногах и приспустился на одно колено… «Правильно… меня забери лучше…» – еле выговорил он.
Сильный ветер оторвался от тайги и видимой полосой направился на деда Прохора… собака схватила его зубами за кафтан, рычала и пыталась стащить с холма… Хозяин бил её по морде руками: «Брысь… иди отсюда! дурная… к бабке беги!» Волна воздуха быстро настигла их, накрыв с ног до головы со свистом и гулом, и через секунду стихла, оставив после себя на вершине холма два обездвиженных тела – деда Прохора и собаки.
Через два часа пасшие скот дети нашли их… и с криками и слезами побежали в деревню.
– Живой??? – баба Нюра с громким рёвом расталкивала толпу.
– Живой, живой, – ответил Норотов. – Все показатели в норме… спит просто.
– А собака? – спросил кто-то из толпы.
– Тоже спит… наверное, – ответил Фёдор Степанович.
– Да как же спит… – возмутилась баба Нюра, вытирая слёзы. …И вдруг дед Прохор начал незамысловато храпеть… – Иди ты ж… и правда спит. Вот дурень старый… – баба Нюра расталкивала деда, пыталась будить… – Чего он тогда не встаёт?..
– В этом и загадка… – сказал Лобанский. – Предлагаю перенести его в дом.
Лобанский и Игорь, старший сын Прохора, соорудили из двух веток и курток носилки и понесли деда Прохора в деревню.
Фёдор Степанович попытался поднять собаку, но та начала дрыгать ногами, изображая бег. «Теперь я уверен, что она точно спит», – засмеялся он. С горем пополам удалось взять её на руки и унести.
– Странно всё это, – задумчиво сказала Милослава, вглядываясь в тайгу.
– Ещё как! Не похоже, что он просто не выспался, и здесь его сморило, – отозвался Райц. – Кажется, отход наш переносится на неопределённый срок.