– Угу, – кивнула Милослава.
От дел все были оторваны, вся деревня не отходила от дома Прохора… Баба Нюра то плакала, то ругалась на мужа, пытаясь его разбудить. Вечером в деревню привели ведунью бабу Клаву.
– Ой… чё вы меня сюда притащили? Он же спит, – ворчала баба Клава.
– Спит, спит! Только не просыпается! – заревела баба Нюра, обняв ведунью что есть мочи.
– Нюрка, да успокойся ты. Ща поглядим, чего он там на самом-то деле делает, – баба Клава достала из сумки какой-то пучок травы и подожгла… жуткая вонь мгновенно заполнила комнату. Ведунья поднесла дымящийся пучок к лицу деда Прохора и еле слышно приговаривала какие-то слова. Закончив, она наклонилась ближе к его лицу и вдруг рухнула прямо на месте. Лобанский и баба Нюра подхватили её, затащили на кровать, а Фёдор Степанович и Милослава открыли все окна.
– Ты чего, Клава? – взволнованно спросила баба Нюра.
– Не надо лезть к нему… сам проснётся… больше ничего не скажу, – хриплым голосом ответила та.
– Не умрёт? – дрожащим голосом уточнила баба Нюра.
– Нет. Жить ещё с лихвой будет, – баба Клава попыталась улыбнуться.
Все недоумевали, что с ней произошло. Казалось, будто её только что ударила молния, в глазах читался ужас, а и так седые волосы словно стали ещё светлей. Баба Клава не могла пошевелиться, тяжело дыша, она лежала на кровати, а её руки тряслись то ли от страха, то ли от судорог.
– А собака что? – неожиданно спросил Фёдор Степанович.
– Тоже сама проснётся. Только пока не ходите никуда, в деревне будьте. А меня нужно обратно в лес отнести, мне там легче будет.
– Хорошо, – ответил Лобанский и стал организовывать её перенос.
Вечером Баянов и несколько мужчин отправились нести бабу Клаву обратно в лес на носилках. Шли они молча и неторопливо… а когда уже почти добрались до её избы, та соскочила и снова бодрым голосом начала говорить: «Спасибо, мои родненькие, прокатили с ветерком. Ой, ну и погодка сегодня, нужно травы запарить, а то в горле что-то першит».
Баянов еле сдержался, чтобы не выругаться, остальные мужчины не обратили на это внимания, поскольку знали бабу Клаву уже давно, а та быстрым шагом пошла к себе в избу. Мужчины развернулись и не менее быстрым шагом пошли обратно в деревню, у Баянова было на лице написано всё возмущение от происходящего. Поток нецензурной брани в его мыслях постепенно стал иссякать, а брови почти уже дотянулись до шевелюры. «Видимо, это в порядке вещей – протащить несколько километров нелёгкую бабулю, которая казалась почти при смерти, а потом она соскакивает и сама бежит. Как будто прокатиться просто хотела», – думал он. Баянов глубоко вздохнул, ускорился и пошёл за мужиками, так как никто ничего объяснять не собирался. «Что за чертовщина!» – вырвалось у него еле слышно.