– Что это было? – с испуганными глазами Лобанский выкарабкивался из-под веток и снега.
– ЧТООО? – крикнул Фёдор Степанович.
– КАЖЕТСЯ, У НАС ПРОБЛЕМЫ СО СЛУХОМ ПОСЛЕ ЗВУКОВОЙ ВОЛНЫ, – крикнул Лобанский, прочищая себе уши пальцем.
– ЧТООО? КАЖЕТСЯ, Я ОГЛОХ, – в панике Норотов нервно бил себя по ушам.
– ВСЁ ХОРОШО, СКОРО ПРОЙДЁТ, – успокаивал его Фёдор Степанович.
Ефим, увидев панику учёных, молча сходил за санями. Гул в ушах не прекращался всю дорогу. Лобанский видел, что Ефим сам был без сил: порой у него закатывались глаза и он уже было почти падал в обморок, поэтому Лобанский подпёр его своей спиной. Спустя какое-то время Ефим собрался с силами и громко закричал, крепко сжав посох в руках, даже звон в ушах не смог заглушить этот крик. Вихрь тут же охватил сани и мгновенно вытолкнул прямо к зимовью.
Медведь ревел и крутился возле Ефима, который был уже без сознания, при этом тащил за собой сани. Фёдор Степанович и Лобанский взяли Ефима под руки и понесли к зимовью. Баянов, Райц и Милослава, выбежавшие на рёв медведя, не могли понять, что произошло. Все вернувшиеся были в саже и ничего не слышали, поэтому громко перекрикивались. Норотов паниковал и не хотел выходить из саней, поэтому Баянову пришлось вытолкнуть его из них, а Райцу – проводить к дому. Милослава, отцепив медведя, попыталась его успокоить, но тот лишь огрызнулся на неё.
Спустя шесть часов слух постепенно начал возвращаться, наконец-то наступил долгожданный сон. В этот день никому не хотелось выходить из зимовья. Лишь к вечеру, когда Ефим пришёл в себя, обстановка стала налаживаться. Ефим был бодр и полон сил, чего нельзя было сказать об остальных. Его хорошее настроение хоть и казалось странным, тем не менее, снимало напряжение.
Погода, как нарочно, стала ухудшаться, снег падал огромными горстями, закрывая следы. Ефим снова ушёл задолго до рассвета. Лобанский взял на себя роль часового и по несколько часов стоял на улице, готовый тут же броситься на помощь, что не могло не сказаться на его здоровье.
Вечером Ефим вернулся без сил и упал на свою лежанку в бессознательном состоянии. Лобанского охватила высокая температура, и он тоже слёг.
– Так не может больше продолжаться, – шёпотом говорила сама себе Милослава, прикладывая холодное полотенце ко лбу Лобанского, – завтра я пойду с ним.
– Не вздумай! Толку от тебя всё равно не будет. Вдруг ещё сама пропадёшь, – прохрипел Лобанский.
– Будет, вы же сами знаете, на что я способна, – возмутилась девушка.
Ещё не начало светать, а Ефим уже тихо собрался и вышел за дверь. Милослава была наготове и тут же последовала за ним. Она старалась быть незаметной, пока они не уйдут достаточно далеко, чтобы Ефим не отправил её обратно.