Он и правда относится ко мне, как к кукле. Кукле, призванной его постоянно возбуждать и утолять его голод.
Хотела бы возмутиться. Но я и так дала себе слишком много воли. Слишком проявила свой характер там, в примерочной. Если бы не договор, впилась бы в его лицо ногтями! С наслаждением бы наблюдала за тем, как по нему проступают кровавые полосы, как вся эта каменная невозмутимость сходит с его лица! Но, черт, я не должна так поступать! Даже поражаюсь, что он никак не среагировал на ту пощечину!
Но, оставшись в огромном доме одна, вдруг понимаю. Санников — не наибольшее зло, не тот, кто причиняет больше всего боли.
А вот те взгляды… Те осколки прежней жизни, которые так больно режут, кромсая меня саму на осколки… Презрение, пренебрежение в глазах тех, кто, казалось, был таким близким!
Было много ударов после смерти отца. Слишком много. Друзья, которые отвернулись. Те, кто ел с нашего стола, а после не отвечал на телефонные звонки, когда нам так безумно была нужна помощь!
Но теперь, после этого магазина, после презрения в их глазах, меня будто прорвало. Последняя капля, и, вроде бы, такая мелкая, ничего не значащая, — а выбила меня из колеи.
Санников не скрывает и никогда не скрывал своих мотивов. Он мог смотреть в глаза отцу и угрожать. А эти… Эти прикидывались друзьями. И именно они больнее всего ранят самую душу…
Заставляю себя не думать.
Бросаю взгляд на часы.
Восемь.
Приемы обычно начинаются с девяти. Значит, нужно собираться, пусть для этого и приходится себя заставить.
Решаю все же не дергать тигра за усы, — уже и так достаточно его разозлила.
Надеваю то самое платье, которое выбрал Санников. Точно такое же белье.
Вздрагиваю, ощущая, как моей спины что-то касается. Очень нежно, почти невесомо, но от того и так сильно ощущается.
Он как всегда вошел без стука. Я даже не услышала шагов.
Настоящая королева, — обжигает мне ухо своим дыханием, продолжая водить чем-то теплым и мягким по каждому позвонку.
Лишь замираю, невесомые прикосновения кажутся скользкими укусами змеи. Промораживают до самого горла.
«Однажды ты станешь настоящей королевой», — так всегда говорил отец, подхватывая меня на руки. «Очень скоро все будут восхищаться тобой, моя девочка».
Вот я и королева. Униженная, в полнейшей власти чужого человека.
— Не хватает кое чего, тебе не кажется? — проводит бархатным чехлом для украшений вверх по подбородку. И, черт, я даже отбросить его руку не могу!
Надеюсь, там не ошейник, в самом деле? От него можно ожидать, чего угодно!
— Вот так, София, — раскрывает чехол, застегивая на мне украшение.