Так какого же черта я так и стою почти до рассвета у окна?
Периодически отходя от него и начиная мерить комнату нервными шагами, как ревнивая жена? Бродя из угла в угол босиком, почти на цыпочках, чтобы, не дай Бог, не пропустить, как вернется?
И он возвращается. В сумерках рассвета я прекрасно могу его рассмотреть.
Идет, слегка шатаясь, рубашка распахнута на груди, пуговиц нет.
Зато на ней алыми пятнами прямо светятся следы помады. Особенно там, где рубашка торчит из штанов. Разных оттенков, между прочим! Рыжий, темно-вишневый и перламутр! Всегда будут ненавидеть эти самые безвкусные на свете цвета! Как вообще можно в такой цвет красить губы?
Слушаю его нетвердые шаги.
Как замедляется рядом с моей комнатой.
Останавливается.
И снова дыхание замирает.
Идет дальше, все ускоряясь.
Хлопает дверь.
Даже слышу, как повалился на постель, — наверняка, в полном изнеможении! Еще бы! Безвкусные драные кошки наверняка вымотали его до предела! Даже не разделся наверняка! И весь дом теперь провоняется какими-то шлюхами!
За стеной раздается раскатистый храп.
А я, закусив и без того израненные губы до новой крови, так и не могу уснуть.
Даже забыться в полусне не забываю, как моя дверь раскрывается настежь. И опять без стука.
— Хозяин ждет к завтраку, — сообщает та самая Людмила, что и вчера звала меня на ужин, даже не глядя на меня, просто в распахнутую комнату, стоя на пороге.
Моего ответа никто не ждет.
Просто приказ.
Даже стучаться — и того я не достойна.
Видимо, даже не предполагается, что у меня здесь может быть личное пространство.
Да и о чем я?
Я просто вещь, с которой никто и не думает считаться!
Даже Людмила, его прислуга как на пыль под ногами на меня смотрит, вернее, не смотрит вообще. И она явно невиновата, наверняка так ей приказал относиться ко мне ее хозяин.
Ее? — с губ слетает горький смешок.
Нет, она, эта женщина, хоть и прислуга, а все-таки свободна! Она может выбирать, на кого работать, развернуться и уйти, если с ней будут обращаться так, как неприемлемо.
Это — мой хозяин, Стас Санников. А я — просто игрушка. Вещь. Даже ответа которой не ждут. Он не предполагается. Раз приказали — должна сорваться и бежать. Исполнять то, что хочется хозяину. Какое свое мнение?
Качаю головой, чувствуя, как сгибаются плечи. Этот груз слишком тяжел.
И все же — я должна выдержать. Заставляю себя их снова расправить. Даже наедине с собой нельзя быть слабой. Нельзя этому чувству завладеть мной, проникнуть внутрь. Потому что иначе сломаюсь и даже тогда, когда Санников решит, что свой долг перед ним я уже отработала, — уже невозможно будет снова расправить плечи. Сломанное раз уже никогда не восстановить. Я знаю.