Она моя.
Мы все это знаем.
Даже Зейн.
Моя девочка, как и я, очевидно, тоже не смогла держать рот на замке. Тренер Лонг и Зейн — единственные люди, которые знают, что я трахаю самую красивую женщину в этом зале. Когда я, наконец, отрываю взгляд от её пухлых губ, то вижу, что Эверетт ухмыляется мне. Если бы в мою сторону не пялились почти три сотни подростков, я бы всыпал этому ублюдку. Некоторые дети устраивают переполох в задних рядах, и я пригвождаю их всех взглядом, который говорит: «Завязывайте с этим дерьмом, или будете соскребать жвачку с парт до конца учебного года». Они все быстро выпрямляются, потому что я не церемонюсь, раздавая наказания.
Хор раскланивается в тот момент, когда песня заканчивается, и собирается уступить сцену оркестру, когда я слышу шёпот по всей толпе. Повсюду дети хихикают и тычут пальцем в сторону сцены у стены. Я прослеживаю за их взглядами до Блейка Холлиса, парня, который проводит в моём офисе больше времени, чем моя чёртова подружка.
Как только я вижу, что он достаёт из кармана зажигалку, я поднимаюсь со своего места. Эверетт видит всё это одновременно со мной и уже движется к нему. Блейк наклоняется к мусорному ведру и что-то поджигает. Я ожидаю огонь.
Бах! Бах! Бах! Бах!
Комната вращается. Меня подстрелили.
Блейк. Блейк. Блейк.
— Бонилла!
Бах! Бах! Бах! Бах!
Бежим, бежим, бежим.
Я сейчас умру.
Прямо здесь.
В свои чёртовы девятнадцать лет.
— Реннер!
Раскат выстрелов вокруг меня становится приглушённым и затихает. Я умираю. Это произошло. Блядь. Я ещё не готов, чёрт возьми.
— Реннер!
Бах! Бах! Бах! Бах!
Меня подстрелили. Я свернулся калачиком, отчаянно пытаясь защитить свои органы. Я не хочу умирать. Я не могу умереть. Я слишком молод. Я хочу жить — хочу грёбанную жену. Не этого. Не грязную могилу.
О Боже!
— Адам!
Крик, знакомый и женский, раздаётся сквозь ужасающий туман, и я слепо тянусь к нему. К ней. Нежная, сладкая, моя. Я хватаю её и притягиваю к себе.
Все её тело содрогается, когда она обнимает меня.
— Ш-ш-ш, — шепчет она сквозь слёзы. — Я здесь. Всё в порядке. Ничто не причиняет тебе боль. Слышишь? — Элма поднимает голову и смотрит на меня сверху вниз. Её лицо покраснело от слёз, а нижняя губа дико дрожит. Она такая красивая.
— В меня стреляли… — но ничего не болит. Я растерян и дезориентирован. Какого хрена тут произошло?
— Нет, — воркует она, обхватив меня ногами за талию. — Этот тупой мудак устроил фейерверк. Мне очень жаль. Я не знала, что он собирается делать.
Я моргаю, прогоняя оцепенение. Всё это не имеет значения. Только не хаос вокруг меня. Только не Блейк, которого отчислят, как только я встану с этого пола. Ничего. Только она. Я провожу ладонями по её щекам и притягиваю Элму к себе. Сначала она напряжена, но в тот момент, когда наши губы встречаются, она целует меня, как будто у неё есть сила исцелить мой разум. И я ей верю. Если кто и может прогнать эти кошмары, так это она.