Первыми я расспрашивал, конечно, командиров. Подполковник Баранов, начальник штаба стрелкового полка. После непрерывных трёхдневных боёв от полка остались лишь жалкие остатки штаба и тот был уничтожен танками немцев, на которые наткнулась штабная колонна. Баранов был контужен и потерял сознание, так и попал в плен в бессознательном состоянии. Утверждает, что пока был без сознания, кто то его переодел в красноармейскую форму.
Спросил на кого можно положиться и записал фамилии. И попросил назвать подозрительных, с его точки зрения. Тут он замялся, но всё таки назвал троих красноармейцев. Поводов к прямому подозрению нету, но что то не так.
Непонятный он мне: вроде бы лидер среди остальных. Держится с достоинством, но душа у меня не лежит к нему.
Майор Стрельцов, командир стрелкового батальона. В плен попал в рукопашной схватке, в которую поднял остатки батальона. Немцев было больше чем их, кто остался в живых и они просто задавили численностью. Он был в гражданской одежде, которую мы ему выдали, но из кармана достал шпалы и потрёпанное удостоверение личности: — Вот, сумел сохранить от немцев…
А вот он понравился мне.
Капитан Синцов, батальонный комиссар. Про плен рассказал честно. Из командного состава в живых остался один. Остатки батальона были окружены немцами в большом количестве: мотоциклисты с пулемётами, танки кругом с ревущими двигателями и сверкающими, полированными траками гусениц и густые цепи врагов. Солдаты стали подыматься из окопов и, подняв руки вверх, пошли навстречу немцам. Ну и он, видя что никто не собирается сопротивляться, скинул с себя командирскую гимнастёрку, снял форму с убитого красноармейца и тоже поднял руки. Когда немцы построили пленных и спросили кто офицеры и комиссары, то бойцы не выдали его. Стыд и раскаяние от сдачи в плен пришёл потом.
К политработникам всех рангов я как и любой командир относился с недоверием и нелюбовью, которое усилилось после общения с Мехлисом, приезжавшим в нашу дивизию перед самой войной. От снятия с должности командира дивизии и некоторых других дивизионных начальников спасло только начало войны. А причин снятия в общем то и не было.
Что ж посмотрим этого батальонного комиссара в деле.
Истории простых красноармейцев в большинстве были одинаковы — сами сдались в плен. Испугались, поддались общему настроению остальных сдающихся, были растеряны, ничего не понимали и так далее. Меньшинство, а таких оказалось четверо, были местными. Истории у всех одинаковые. В первый день призвали, сразу же влили в части и в бой. Разбили, попали в окружение и пришли домой. Там их сдали немцам их же односельчане, кто решил служить фашистам.