Сильва все больше подозревала, что олень специально так поступает, не желая сближения с ней господина Рута, что вел себя неизменно по-рыцарски: хоть и оказывал знаки внимания, но умело держал дистанцию. Рыжая горестно вздыхала, но и сделать первый шаг не могла, как и в прошлом, когда поцеловала «статую» только после наглых манипуляций Али, психических и физических.
Сама Аля тоже лелеяла подобные подозрения по поводу Рудольфуса, но олень с видом оскорбленной невинности их неизменно опровергал, возмущенно тряс рогами и грозился перестать допускать к ним, к рогам то есть, с целью чесания. Химера полагал, что это действо должно приводить в экстаз любого, кому оно будет милостиво дозволено, и не допускал абы кого к своей относительно развесистой красоте.
Возможно, подобная уверенность сохранилась после сотни лет пребывания в виде отрубленной головы на стене факультета таксидермии. Но может быть хитрый олень подобным образом искусно подогревал интерес к своей персоне и своим несравненным и единственным в мире рогам. Строго говоря, так и было — ведь все рога уникальны и неповторимы, но не каждый олень умеет их (и себя) подать соответствующим образом.
Вот Рудольфус — умел. Потому Аля и полнилась уверенностью на счет осознанного поведения химера в отношении подруги. И решила во чтобы то ни стало во время практики сломать порочную практику расшаркиваний между прадедушкой и его подопечной, сформировавшуюся благодаря Рудольфусу.
Посему оптимистично уверила подругу:
— Уверена — не напрасно!
* * *
— Ты слышала? — засевшая в развесистых кустах Аля возбужденно дергала подругу за рукав. — Нет, ты слышала? Я так и знала, что они что-то задумали!
Строго говоря, в кустах сидела не только Аля. В кустарнике прятались обе девушки, и не где-нибудь, а под окнами штаба отряда. Подслушивать они не собирались, но необычно поздно светящиеся окна привлекли внимание, а одуряще пахнущие маленькие беленькие цветочки на кустах служили оправданием подойти поближе и послушать, о чем говорят Стражи. Особенно с учетом того, что в освещенном окне виднелись силуэты бывшего декана Рута и нынешнего декана Берна.
— Точно, — согласилась Сильва, поддерживая подругу и мрачно злясь на Стражей. Если Аля приехала недавно, то она, Сильва, уже два года тут стажером и полагала, что завевала доверие господина Рута и остальных. А они видишь как — секретничают. И без нее! — Выбираемся, сейчас все на улицу выйдут.
Пятясь задом как каракатицы и с примерно такой же каракатицевой грацией, подруги вывалились из кустов и, крадучись, поспешили в отведенную Сильве комнату. Старательно придерживаясь глубокой тени возле деревьев и других предметов, что могли служить ограждениями — чтобы не спалиться. Мало того, что подслушивать нехорошо, так ведь могут напрямую запретить участвовать в вылазке, а против ясного и недвусмысленного запрета пойти ну никак нельзя! А так оставались варианты.