Как только ключ с легким сиреневым сиянием повернулся в замке, я, с некоторым волнением, открыла ящик. Внутри лежали различные письма, пара моих исписанных дневников, а еще была особая шкатулка. Она была маленькая, костяная, с искусно вырезанным на крышке слоником. Кто-то сказал мне когда-то, что эти животные приносят счастье… Внутри лежал особый подарок, который я хранила всю свою жизнь… Этот подарок был дан мне моей матерью, когда я была малышкой, за год до ее смерти.
“Используй, когда тебе действительно будет это нужно” — сказала она тогда. Кажется, этот момент настал.
Раскрыв с легким щелчком шкатулку, я достала из него плотно закупоренный флакончик, с узким горлышком. Маленький, в такой и духи не нальешь. Внутри было немного какой-то медового цвета жидкости. Я знала, что эта жидкость особая… И не только стоимость составляла ее ценность, но и чрезвычайная редкость.
Открыв флакон и растерев ее капельку на запястье, нужно было мысленно задать вопрос. Жидкость эта была родом из источников с “Дьявольских пиков”, оттого и могла вызывать видения, которые служили помощью в самых сложных ситуациях. Чаще всего человек видел пророчества, основываясь на которых, мог принять верное решение. Использовав жидкость из флакона, я хотела задать один единственный вопрос: “Как избежать свадьбы с Глердом?”. Я уже собиралась было его открыть, как в комнату кто-то постучал.
Я досадливо убрала флакон и шкатулку, не забыв запереть ящик на ключ.
— Войдите!
В комнату прошел отец.
— Знаю, Вирья, ты устала с дороги… Но у мадам Жожо мало свободного времени, поэтому встречу с ней удалось назначить лишь на сегодня.
Я взглядом затравленного питона посмотрела на отца.
— Мне кажется, что в моей жизни итак Жо-Жо, и еще одна в ней совершенно необязательна! — мрачно отозвалась я.
— Вирья! — голос отца стал холодным, словно лед. — Нана сказала, что она лучшая модистка в городе! Да что там в городе, в королевстве! Сама принцесса Гортензия выходила замуж в ее платье!
— Да хоть принцесса Ромашка! Папа! Ну пожалуйста, может, еще можно все отменить? — захныкала я.
— Вирья, хватит! Этот вопрос не обсуждается. Я пришел сказать, что мадам Жожо уже здесь и сейчас допивает в гостиной чай. Будь добра, спустись вниз.
— Хорошо! — процедила я. — Спущусь!
Делать было нечего, пришлось спускаться вслед за отцом, натягивая на лицо подобие улыбки. Уже когда мы подходили к гостиной, в которой я усмотрела изящную фигуру мадам Жожо, распластавшуюся по креслу, словно пластилин, я внезапно почувствовала странное жжение на левой руке. Словно я обожгла себе запястье. Незаметно глянув на руку, едва не заорала в голос! На белоснежной тонкой коже проступали черные чернила, словно кто-то росчерком пера оставил отпечаток. Но самое жуткое было в том, что этот рисунок складывался в прекрасно вычерченный портрет. С моей собственной руки на меня взирала ехидно-самодовольная бабка, поднятая недавно Глердом из гроба.