— С вами все хорошо, — в бессильной злости сжала кулаки. И этот туда же.
— Что. Со. Мной? — кажется, я зарычала.
— С вами все хорошо, — снова начал Артемьев. Разговаривал так ласково, словно, с помешенной. Почти сюсюкал, как с маленьким неразумным ребенком. — Естественно, потребуется какое-то время для полного восстановления.
— Полного? — а такое возможно? С надеждой чуть повернула голову в сторону говорившего. Вышло это на одних инстинктах.
— Конечно, — была готова поклясться, что мужчина разулыбался, — вы еще не вошли в полную силу, регенерация пока ослаблена, — и что это значит?
— Я ослепла?
— С чего вы взяли? — удивился врач.
— Я. Не. Вижу!
— Это естественно, — голос оставался таким же веселым, а мне захотелось придушить этого идиота. Завела руку за голову и стала вытаскивать подушку. Ничего сделать этому придурку не могла, но хоть запустить постельной принадлежностью, выказав свое отношение к ситуации, профессионализму врача и к Артемьеву в частности. Рука задела голову. Забинтована. Впрочем, ничего другого я не ожидала.
— Любовь моя, не надо трогать повязку, — не остановилась, аккуратно касаясь кончиками пальцев бесконечных бинтов. Порадовало, что замотано лицо было полностью, в том числе и глаза. Возможно, все не так плохо.
— Снимите и дайте зеркало, — говорить до сих пор было несколько тяжело. Собственно, рот мне тоже практически замотали. Похоже, намотали бинтов, не жалея, решив мумифицировать при жизни.
Кто-то мягко взял за руку, подозреваю, что Лукрецкий. Отвел руку от лица и поцеловал пальчики.
— Через пару часов вам будут делать перевязку, посмотрите, — отмахнулся Тимур Иванович. — Как вы себя чувствуете?
Промолчала. Хотя мне хотелось закричать "Дерьмово", только вот моральных сил во мне не было.
— Сейчас, — неожиданно произнес Влад.
— Это неразумно.
— Сейчас, — в голосе моего оборотня появилась твердость. — Злата слишком переживает, — надо же. Неожиданно вспомнилось, что Лукрецкий мог считывать мои эмоции. Удобно. Только где он был до этого?
— Хорошо, но вы должны понимать, Злата Юрьевна, что нападение не прошло без последствий. Кожный покров только начал восстанавливаться, — сначала спинка кровати медленно поехала вверх, превращая постель в подобие кресла. Затем чужие руки осторожно коснулись моей головы. — Владимир Андреевич, придержите, пожалуйста, пациентку за плечи. Она слишком слаба, — дернулась. Как же слаба! Оторвать голову от подушки я вполне могла самостоятельно.
— Тихо, милая, — хмыкнул Лукрецкий, аккуратно придерживая за плечи. — Не сопротивляйся, — чужие руки проворно освободили лицо от бинтов.