— Какая удобная традиция, — королева-мать сощурилась, — надо и нам такую традицию завести, чтобы меньше с расспросами приставали.
— Да, вы правы, Ваше Величество, это очень удобно, — ни капли не смутившись, ответила Яна.
***
Где-то во дворце.
Герцог был зол, он опять потерял Яну. Еще пять минут назад она пила чай в беседке со старой королевой, и стоило только ему отвлечься на подошедшего поздороваться адмирала, как Яны и след простыл. Причем неизвестно, увела ее куда-то королева-мать или Яна ушла сама, но беседка была пуста. Пытаясь успокоиться и взять себя в руки, Альберт отправился на ее поиски.
Вот зря он опять зашел в большой танцевальный зал, точно зря. Стоило ему только переступить порог, как тут же в него вцепились ручки герцогини Ошенской. И бог с ней, Альберт мог бы легко отделаться от Оливии, но рядом с ней стояла Аврора. Зная пакостный характер своей двоюродной и родной сестры короля, Альберт понял, что крепко влип. Не успел он опомниться, как принцесса обставила все так, как будто герцог уже пригласил свою бывшую любовницу на танец. Понимая, что проще согласиться и станцевать потихоньку, а потом улизнуть, чем отнекиваться, Альберт повел сияющую от счастья графиню Нотерейн танцевать.
Удивиться тому, что именно в этот момент в зал зашла Яна, Альберт не успел. По ее злой усмешке он сразу понял: Яна прекрасно узнала графиню. Но ее усмешка вскоре превратилась в самую милую улыбку на свете, потому что рядом с самой Яной в долю секунды нарисовался барон Каритон, приглашая ее на танец. И Яна, не раздумывая, согласилась.
Альберт даже представить себе не мог, что может так ревновать. А всему виной — это дурацкое платье. Когда Яна вышла из своей комнаты в платье без корсета, Альберт удивился, ведь без этого дамского приспособления талия не казалась такой тонкой, а грудь высокой, ну а то, что ткань плотно облегала бедра, смотрелось вызывающе, но не казалось таким уж страшным. Только начав танцевать, он понял все коварство Яниной задумки. Когда в танце мужская рука ложилась на женскую талию в корсете, ничего ощутить было нельзя. Если закрыть глаза, то ощутить разницу между женским телом и манекеном было невозможно — корсет создавал жесткую плотную преграду, а пышные юбки четко очерчивали границу дозволенного перемещения по чужому телу. Другое дело Янино платье: под тонкой тканью прекрасно ощущалось живое тело, все его движения и естественные изгибы, да и границы определения дозволенного не существовало, ведь все швы на платье были исключительно вертикальными. И глядя, как Яна танцует с бароном, Альберт отлично понимал, что тот ощущает. От герцога не укрывалось то, что барон несколько дольше положенного задерживает свои руки на Яниной талии, да и сама эта талия для барона все время как-то оказывалась несколько ниже, чем положено. Невольно вспоминались Янины слова о том, что ее мир — это мир соблазна и испытаний.