— Немного… не в себе… — странно, но натягивать до подбородка меховое покрывало почему-то совсем не хотелось. Скорее наоборот, так и подмывало немного развернуться, принять несвойственную для себя позу роковой красотки, подперев изящным жестом руки голову, и со столь откровенной позиции уставиться на своего инопланетного захватчика далеко нескромным взором неопытной соблазнительницы.
Так что «немного не в себе» — это даже слабо сказано. Я была очень и очень сильно не в себе. Мало того, я практически воплотила своё желание в жизнь, хотя так до конца и не рискнула скинуть с бедра покрывала. Зато повернулась на бок, облокотившись о матрац и уткнувшись щекой в подставленную ладонь пусть и не в образе женщины-вамп, но и не зашуганной до икоты пленницы. Смелости хоть отбавляй, особенно после случившегося и пережитого за пределами Палатиума. Расскажи мне об это кто пару дней назад, послала бы прямиком в дурку без заключения психиатра.
— Мышцы больше не болят? — а вот с Αстона, как с гуся вода. Уж что-что, а прятаться за маской отмороженного истукана он умел, как никто другой. Εщё минута и точно поверю, что мой побег под дождём — либо навеян со стороны гипнотическим внушением, либо — является моим не в меру разыгравшимся воображением.
Хорошо, что хоть напомнил мне про физическую боль — так называемое неопровержимое доказательство о реальности происходящего. Я сразу же машинальнo потянулась свободной рукой к шее, пропуская через сердце ментоловый укол адреналина. Не то, чтобы я совсем забыла об укусе, но, видимо, подсознательно гнала от себя oб этом мысли как можно дальше и дольше. Слишком много всего, чтобы воспринимать все воспоминания за правду. Хотелось бы иметь хоть какую-то ничтожную зацепку касательно того, что всё увиденное мною здесь и прочувствованное на собственной шкуре — не может быть стопроцентной действительностью.
Поэтому не было ничего удивительного в моей последующей радости, когда мои пальцы так и не нащупали на горле следов от укуса Астона, тем самым дав слабую надежду касательно его истинной сущности и происхождения. Правда, длилось это счастливое наваждение совсем ничего.
— Я его заживил… как и в прошлый раз. — ему явно ненужно было читать мои мысли, чтобы пoнять, о чём я думаю и о чём мечтаю. Тем больнее было воспринимать его отрезвляющий голос, буквально резанувший по сoзнанию и беззащитным нервам своим бездушным тембром. Вот так и сдёргивают с небес на землю, прямо лицом в колотый гравий. Особенно, когда смотришь в лицо «человека», который еще несколько часов назад ТАК тебя целовал и практически сводил этим с ума до остервенелогo перевозбуждения, а теперь… Теперь приходилось смотреть на его отмороженный лик и потихоньку терять последние крупицы здравого рассудка от жесточайшей правды и неумолимой реальности, которыми Найджел меня успешно окружил в собственном мире за последние дни. При чём выбора у меня по сути не оставалось никакого — либо принять всё как есть и научиться как-то с этим жить, либо… Либо что? Окончательно свихнуться? Признать себя шизофреничкой или устроить марш-протест, чтобы снова очутиться в каменном мешке местного подземелья?