И как после такого не пoверить во всё это… жуткое безумие?
— Это обычная борьба за выживание — либо нас, либо вас.
— Третьего не дано? — чувствовать себя бабочкой с оборванными крылышками на ладони собственного палача, рассматривающего тебя через увеличительную линзу большой лупы… не самое вдохновляющее ощущение, скажу я вам. Но отвести потрясённого взгляда, слегка поплывшего под тонкой пеленой нежданнo подступивших слёз, я так и не сумела.
Одно дело слушать, и совсем другое — наблюдать за тем, кто всё это тебе говорил с таким выражением лица, будто убийство человека или ребёнка для него не более, чем просмотр какого-нибудь телешоу перед сном. И ведь так оно и было. Чтo ему стоило свернуть мне шею прямо сейчас? Ровным счётом ничего. Даже тот поцелуй под ливнем имел куда большее значение для моей чрезмерно эмоциональной натуры, но уж никак не для бездушного хищника, пережившего невероятно долгие тысячелетия благодаря бесчисленным убийствам и борьбе за право существовать дальше.
— Вы ведь тоже приручили многих животных, которых никогда не поставите во главе своего дома?
— Грубo говоря… мы для вас — домашние зверюшки, частично — скот для пропитания. — чёрт… зачем я вообще это говорю? Что за дурацкое упрямство? Не проще ли промолчать, особенно, когда в горле стоит ком, пережимая трахею с голосовыми связками? Почему обязательно надо довести всё до крайнoсти и при этом неотрывно глядеть в глаза своего убийцы?
Всё ещё надеялась увидеть в них что-то человеческое? Боже, какая же я дура!
— Боюсь, на деле всё менее прозаичнее. — а вот теперь для меня оказалось слишком болезненным внимать всему, что слетало с его выразительных губ, касаясь моего слуха и сознания царапающими мазками проникновенного баритона — голоса, к которому я уже успела привыкнуть (если не прикипеть) за все эти дни. Теперь он добрался и до моих оголённых нервов, намереваясь проникнуть еще глубже, возможно брызнуть несколькими каплями разъедающей кислоты в аоpту моего сердца. — Нам запрещены словесные контакты со своими донорами. Не «поиграться», не «повоспитывать» и «подрессировать»… Ничего, кроме необходимых для их более-менее здорового прозябания условий. Может лишь редчайшие исключения из правил, если кому-нибудь и вправду захочется сделать из вас стопроцентных собачек.
— В смысле?.. — нет, я не хотела это слушать, но следить за собственным языком с каждой секундой становилось всё сложнее, как и за развороченным хаосом сорвавшихся с цепей эмоций. Ещё немного и попрошу отправить меня в подземелье. К чёрту всё!