— Α отказаться никак нельзя? — тогда-то мой язык и разморозился, словно резко ослабили до этого крепко связывающие нити на моём сознании и отчаянно упирающемся всеми конечностями упрямстве.
— Было бы можно, давно бы это сделал. Просто постарайся быть, как все, ничем не выделяться и ждать там, где я тебя оставлю. — естественно, всё это мы обсуждали на пониженных тонах, хотя толку от этого в подобнoм месте было явно, как мёртвому припарка. Казалось, переговаривайся мы мысленно, всё равно подслушают.
— А почему мне нельзя подняться с тобой? Я бы постояла под дверью…
— Потому что это против правил и здесь дверей почти нигде нет, за редким исключением. В этом зале ты будешь в куда большей безопасности.
— Не особо-то в подобнoе верится. — может пустить слезу и попробовать развести Астона на жалость? Но что-то мне подсказывало — данный номер с ним не пройдёт. И с другими присутствующими здесь цессерийцами тем более.
— Просто жди и ничего не делай. Обещаю, я скоро. — хотелось бы во всё это поверить, когда находишься под прицелом стольких пристальных глаз. А его «прощальный» поцелуй в лобик так и вовсе заставил моё сердце биться надрывнее и чаще, задевая сбивающей дыхание аритмией и без того натянутые нервы. Не нравилось мне это всё, ох, как не нравилось. Как я еще не вцепилась в его запястья, когда он отстёгивал поводок от моего ошейника?
Вопрос в другом. Что делать со своим разыгравшимся не на шутку нехорошим предчувствием? Оно же изводило куда сильнее предсказуемых страхов, въедаясь под кожу болезненным ознобом и выхолаживая изнутри лёгкие с сердечной мышцей и практически всё нутро. И что мне всё это время делать? Слушать, как по вискам и барабанным перепонкам бьёт её грёбаным набатом будто одержимой издёвкой? — «Жди, Аська, жди! И обязательно чего-нибудь дождёшься»?
Я и слова не успела сказать ему вслед. Видимо, он что-то для этого сделал, поскольку я так и осталась на том месте, на котором он меня бросил банально одну-одинешеньку — онемевшую, оцепеневшую, практически едва не голую. Он вообще хоть понял, что только что совершил, заставляя меня смотреть на его удаляющуюся фигуру, в спину, как на уплывающий за горизонт парусник? Или ему настолько всё равно, что со мной станется во время его отсутствия, и найдёт ли он меня на прежнем месте, когда вернётся? Да и вернётся ли?..
— Он вернётся. И он сказал правду. С тобой ничего здесь не случится. — ага, сказал волк, узревшего одинокого козлёнка, привязанного ко вбитому в землю столбику.
Астон по любому был не в своём уме, когда побежал на всех парусах исполнять волю местной королевы. По сути, я теперь себя и чувствовала куском мяса, брошенного в центр вольера, что забит до отказа вечно голодными хищниками. Естественно, инстинкты самосохранения выдали нехилую серию не вполне осознанных с моей стороны действий. Я обернулась слишком резко на обратившийся ко мне голос, наткнувшись взглядом вначале на ласково улыбающееся лицо цессерийца, с которым Αдарт тут говорил едва не с единственным из всей присутствующей и «затаившейся» братии (если не считать обязательные тёрки со главой клана), а потом пробежавшись по целому кругу вроде как неподвижных кугуаров. Гросвенор тоже попал под поле зрения и тронная зона с никуда пока что не ушедшей первой леди. Все находились на своих прежних местах, некоторые даже продолжали свои негромкие беседы, вроде как и не глядя в мою сторону. Α вот последний «рывок» взглядом в спину Найджела закончился для меня шокирующим провалом. Он исчез! Его больше нигде во всём окружающем атриуме не было! — совершенно никак не прослеживалось и не давало ни единого маломальского шанса рвануть за ним следом, дабы нагнать его вопреки всем наказам и «успокаивающим» заверениям. Самое обидное, он так и ушёл ни разу не обернувшись…