— Объясни своему невоспитанному сыночку, что я уже заключил контракт с семьей Грозных! Или он прекращает этот детский сад, или будут последствия! — папа выпалил все одним предложением, едва переводя свое дыхание. Старик сильно перенервничал, и я знал, через пару дней он обязательно свалится с давлением. Как бы сейчас у него не шарахнуло чего.
— Не нужно объяснять, пап, — стараюсь убрать свои эмоции и еще раз попытаться до него достучаться. Отец всегда был таким упертым, но быстро отходчивым. А если его голову посещала мысль, то считай попадали все под горячую руку. Он отошел от нас с мамой и сел на кресло. Кожаная обивка скрипнула под ним, затем папа взял со столика, который стоял рядом, сигару. Закурил.
— Тима, скажи, что ты передумаешь, — мама вымаливает у меня изменить свое решение, но я прикасаюсь к ее щеке и отрицательно качаю головой, глядя в глаза.
— Мама, я люблю другую девушку, понимаешь? Со Стефой нам не светит хорошей жизни. Разве не ты ли мне об этом твердила постоянно? — я улыбаюсь широко, и мама тоже растягивает свои накрашенные розовой помадой губы.
— Говорила, но ты тогда был совсем мальчишкой, а сейчас уже взрослый мужчина, — она подмигивает, пока отец занят своими размышлениями.
— Вот именно, — старик вставил свои пять копеек, указывая на меня с сигарой в руке. — Теперь нужно думать головой, а не тем местом.
Я фыркнул, а мама сильнее обняла, чтобы не уходил.
— Не начинай, — отмахиваюсь от него, огрызаясь. — Я работаю в посольстве, пап. Разве этого мало, чтобы в твоей компании была стабильность? Практически с каждым начальником налажен контакт, как ты того хотел, опять-таки, — давлю на него, как он на меня. Не зря ведь прихожусь ему сыном.
— Мы заключили сделку, Тимофей, — с укором смотрит на меня, затем тушит сигару в пепельнице. — Это тебе не девок менять, как перчатки. Грозный с меня три шкуры сдерет, и плюс неустойка.
— Всё, — резко оборвал его, потом отошел от мамы. Она клешней вцепилась в меня, но все-таки выпустила из крепкой хватки, потому как иначе я мог причинить ей боль. — Я всё сказал, — развернулся и двинулся на выход.
— Тимофей! — старик закричал, соскакивая с кресла. Рванул вслед за мной. Нагоняет и дергает за руку, чтобы я обернулся к нему лицом. — Как ты смеешь?! — заревел, затем завел руку в сторону и дал мне по лицу кулаком. Я отшатнулся, и что-то во мне переклинило, что был готов сорваться, да навалять в ответ. Но он мой отец, и я не смею так поступать, как он со мной. Мама закричала, и опять пустилась на мою защиту, а я безмолвно попросил ее отойти.