— Смею, и точка, — вытираю окровавленную губу. Она треснула от сильного удара. Кажется, даже зуб стал пошатываться, но вроде все на месте. Увидев на своей ладошке кровь, я посмотрел на отца и тот побледнел.
— Прости, — поспешил извинтиться, но я лишь ухмыльнулся, покачав отрицательно головой. — Тима, не принимай на горячую голову решений, прошу тебя, — теперь в голосе отца слышна мольба и просьба. — Что за девка такая вскружила тебе голову, а? — вроде старался спросить между прочим, но вышло с осуждением, как всегда.
— Не девка, — просто отвечаю, посмотрев сначала на мать, а потом на старика, — а девушка, которую я так же люблю, как она меня.
— Любовь для дураков, — фыркнул отец, махнув рукой, потом отвернулся от меня и стал говорить уже матери. — Ты только посмотри на него – влюбился. Твою мать! У меня контракт горит, а он влюбился. — Папа засмеялся, как умалишенный. — Влюбился, черт возьми, — снова повернулся ко мне лицом, разведя руки в стороны. — Ты надо мной сейчас прикалываешься что ли? Тимофей, очнись! Свадьба состоится через две недели, и мне наплевать на твою влюбленность, ясно!
— Нет, — я выпрямился, схватил с вешалки свою кожаную куртку и ключи от машины. — Я не собираюсь жениться на Стефании. Это не каприз, как ты высказался только что. Не хочу прожить всю свою жизнь, как ты и мама.
Мама схватилась за грудь, а папа побледнел, затем облокотился о стенку. Его ноги подкосились, и старик сел на пол. Мама тут же подбежала к нему, а потом стала звать на помощь.
— Тима, вызывай скорую, отцу нехорошо! — практически закричала она, и начала бить по щекам папе, приводить его в чувства. Я сам не на шутку перепугался, и скорее рванул к нему. Беря его на руки, кое-как доковылял до лифта. Отец слишком грузный, и я чувствую, как мои позвонки начинают ныть в пояснице. Но отец все же дороже всего на свете. Он потерял сознание, а из носа пошла кровь. Все-таки давление шарахнуло. Твою мать!
* * *
Привезя отца в неотложку, его немедленно определили в палату и поставили капельницу. Сердечный приступ. Врач расспрашивал у меня и матери, что послужило такому состоянию. Пришлось сознаться, что повздорили, и старик принял всё близко к сердцу. Нас не впускали в палату, потому как ему ввели снотворное, чтобы нервная система пришла в норму.
— Пару недель режима покоя, а пока можете езжать домой, — мило советует медсестра, которая вышла из отцовской палаты. — Не сидите тут, все равно пока вас не впустят к нему, — она снисходительно улыбнулась, затем удалилась, оставив нас с матерью одних наедине.