— Ветров, не веди себя, как кретин, — чуть наклоняюсь к нему и говорю шепотом. — Не нужно показательных сцен, я прекрасно знаю, кто ты такой на самом деле, — отстраняюсь и подмигиваю.
— Ты ничего обо мне не знаешь, Александров, — хрипит, срываясь на последнем слове. Отталкивает меня, пытаясь закрыть дверь, чтобы продолжить потасовку, но я не даю ему такой возможности. Хватаю его за грудки и припечатываю к стене. Стук удара слышен всем: не только стажеру, но и соседнему кабинету, где восседают несколько коллег Калашниковой. Ветров вырывается, но разница в высоте роста играет в мою пользу.
— Я знаю о тебе практически всё, сукин ты сын, — громоподобным голосом срываюсь на Кирилла, стараясь держать себя в руках. Меня дико трясет от злости и ненависти к этому ублюдку, который присосался к Калашниковой и за ее счет выплывает в делах. Я так же прекрасно знаю, что два года назад эта сука палец о палец не стукнула, чтобы помочь мне и моей компании в обвинениях. Все сделала Ева. Ветров на секунду замер, шокированный моим негативным высказыванием, но как быстро он перевоплотился, оскалившись и рассмеявшись.
— Нет, — хохочет, ударяя по рукам и высвобождаясь из моей крепкой хватки, — не всё.
— Не смей попадаться мне на глаза, Ветров, когда-нибудь это плохо кончится, — пригрозив ему, отступаю. Я поправляю свой пиджак опять, затем смотрю на часы. Пора ехать в компанию, заниматься делами, которые без меня будут стоять на месте.
— Для тебя, Александров, — ехидно замечает, привлекая мое внимание своей интонацией, — я уже в курсе, зачем ты обратился к моей девочке, — эта падла ставит ударение на собственничество по отношению к Еве, как к вещи.
— Слишком самоуверенно, однако, — с издевкой передергиваю, — а твоя девочка знает, где пропадает ее любимый и неповторимый? — ухмыляюсь, когда Ветров срывается с места и сам оставляет меня в кабинете Евы одного. Вот, пожалуй, вопрос, на который Ева должна прежде всего ответить, насколько ее мужчина верен ей, раз может ошиваться в клубах и срываться на других девушках, стараясь обуздать свою садистскую сучность. Ветров — садист, и ему нужно чувствовать боль его сабы, или той, кто согласится поучаствовать в сессии. А судя по Калашниковой, она ему такой возможности не дает, иначе было бы все по-другому. И сейчас не было бы в Еве чувства вины за свою слабость, за то, что на миг отдалась мне.
Оставив стажеру свою визитку с просьбой передать ее Калашниковой, сам вышел из здания полный решимости, что она возьмется за дело, как тогда. Ева вытащит меня из дерьма, которым кто-то пытается уделать меня, очернив репутацию. Моя машина стояла уже у входа, а личная охрана сканировала оживленную улицу.