— Кое-кто не брезгует луковыми колечками на завтрак! — хихикнула Карина и, стянув перчатку, выбросила на пол. — Нет, это невыносимо. Такое ощущение, что на нас надели не праздничные платья, а эти… как их там — о, смирительные рубашки.
Однажды Слава имела неосторожность упомянуть про сей «туалет» в присутствии девочек. И они, конечно же, запомнили. Все то, что ненужно, они вообще перенимали легко. Куда хуже обстояли дела с полезными вещами.
Подойдя ближе, Слава отметила, что дыхание модистки было действительно несвежим. И дело, кажется, не в луке, потому как им явно пытались перебить запах чего-то покрепче.
— Это не девочки, а дикарки! — воскликнула донья Брунильда и, отпрянув от Славы, обессиленно упала на тахту, приложив ладонь ко лбу. Обмороки, надо сказать, она изображала весьма искусно — все же служение при дворе не прошло даром. — Если бы не их милейший батюшка, дон Дрэго, я бы ни за что!.. Ох, да не в жизнь!.. — между восклицаниями модистка закатывала глаза и серела. — Как у такого мудрого, мужественного и обаятельного мага могли?..
Договорить Брунильде не позволили.
Громко кашлянув в кулак, Слава одновременно перехватила руку Карлы и выбросила зажатый в ней магический кристалл в окно. Внизу что-то громыхнуло, и до всех в комнате донесся слишком сильный, прямо-таки выбивающий слезу едкий запах. Благо, что окна гардеробной выходили на заросли колючей, но цветущей обильными желтыми цветами акации. Которую садовникам придется выхаживать несколько дней после газовой атаки из-за разрыва магического кристалла.
Карина покраснела под взглядом няни. Донья Брунильда одним приоткрытым глазом покосилась на няню, оценивая свои шансы выжить.
— Только не говорите, что не считаете этих детей несносными созданиями! — продолжила возмущаться модистка. — Мне, признаться, вас немного жаль. Подумать только, целый день наедине с этими…
— Не сметь! — прикрикнула Слава и по давней привычке сжала и разжала кулаки. — Еще одно слово в адрес моих подопечных, и вы будете иметь дело со мной!
Брунильда открыла оба глаза, охнула и изобразила глубочайший из обмороков. Разумеется, кому, как не модистке, оценить крепость фигуры Ярославы, пусть и скрытой излишне пышным и мешающим нормально ходить платьем. Да и взгляд у няни был такой, что обморок получился только отчасти притворным.
— Значит, так: платья оставляем, хвосты прячем в кармашки и никаких зажимов и перчаток! — объявила Слава. — И вот еще что: для чего так крахмалить воротники? Их края до того острые, что можно порезаться при неосторожном движении. Это даже не смирительные рубашки получаются, а какие-то орудия пыток.