— Написала бы ты своей маме, — замечает Каллум.
Я даже не смотрю в его сторону.
— Угу.
— Она жутко переживает, что ты не заскочила попрощаться.
— Мы же отметили с ней Рождество, — бурчу я.
Я была не в настроении слушать ее очередные просьбы замазать мое родимое пятно, мольбы не ехать в Ирландию, самую презираемую ею страну во всем мире, и вообще слушать сплетни о людях, которых я даже не знаю.
Нам никто не открывает, поэтому я стучу снова и настойчивее. На улице морозно. Каллум переминается с ноги на ногу. На нем куртка и нежно-голубая рубашка.
Он обнимает меня и трет мое плечо.
— Успокойся, любимая. Все будет хорошо. Восемь лет минуло, он женат, а ты безумно влюблена.
Каллум произносит это в шутку, но я-то слышу вопросительный тон в его голосе. Перед тем, как подписать официальный договор этого проекта, я рассказала Каллуму, что произошло между мной и Малом восемь лет назад. Я жутко надеялась, что он примет решение за меня и выразит недовольство сложившейся ситуацией. Я не та кукла, которой нравится подчиняться, но такой подход был бы правильным. Беда в том, что Каллум настолько самодоволен, что считает себя самым умным.
Хорошо, возможно все же я не была с ним откровенной на все сто.
Одну деталь я забыла. Маленькую кроху. Настолько крошечную, что она поместилась бы в маленький кармашек. А именно — салфетку. Договор. Но обоснованно — теперь он не имеет значение. Мал точно не сдержал обещание. Он в счастливом браке. К тому же, это оставляет сильное чувство неловкости.
Я стучу в дверь еще несколько раз, но становится совершенно понятно, что дома никого нет. Очень уместно, что Мал отсутствует, и он не будет выражать свою враждебность. Кэтлин бы ему, конечно, подвякнула. Я прихожу к мнению, что подыграю ему (или им). Я отказываюсь ждать на улице, рискуя подцепить пневмонию, только потому что Мал затеял какую-то алогичную месть. Центр города далеко, и нам придется вызывать такси, чтобы погреться в каком-нибудь пабе или гостинице, дожидаясь возвращения его величества. Да и околеем мы раньше, чем такси сюда доберется.
Я приваливаюсь плечом к двери и делаю глубокий вдох.
— Рори? — спрашивает Каллум, его голос приправлен тревогой.
— Обещаешь не судить меня строго, Кэл?
— Обещаю.
Я резко толкаю дверь, чертовски хорошо зная, что она не заперта, потому что в последний раз — восемь лет назад — так и было.
Мы входим в дом, который изнутри выглядит в тысячу раз хуже, чем раньше. Каллум с поджатыми губами расхаживает по коттеджу, созерцая старую обшарпанную мебель и разбросанные газеты, диски и виниловые пластинки. На диване валяются сборники стихов и свернутые рулоном мятые тетрадки, а кофейный столик и барная стойка завалены горой хлама, пыли и грязи.