Я в изумлении осматриваюсь, пытаясь разглядеть хоть один сантиметр пола, который бы не был покрыт чем-нибудь подозрительно липким.
Я поворачиваюсь в Каллуму и вижу, как дергается у него кадык, но сам он молчит.
— Извини, что сегодня тебе придется спать здесь. — Я покусываю нижнюю губу.
Это настоящая дыра. И дело не в том, что дом маленький и ветхий, а в том, что он грязный и замусоренный. Как будто здесь давно никто не живет. Каждый угол в комнате оплетает паутина. Несмотря на уличный холод, я все равно приоткрываю окно, чтобы выветрить затхлый запах от кучи оставленных гнить коробок еды.
— Все нормально. — Каллум пытается говорить спокойно и сдержанно, но я-то знаю, что он приплачивает уборщицам, чтобы те каждый день приходили в его пентхаус на Манхэттене и вычищали все до блеска. — Старомодно и мило. Самое главное, что есть крыша над головой. И те, кто рядом с тобой под этой крышей. Ты здесь. Большего мне и не надо.
Следующие двадцать минут мы изучаем дом. Начинаем с кухни, где находим источник тошнотворной вони — оставленный под раковиной мусорный пакет, над которым летает рой мух. Мне из принципа не хочется вычищать этот свинарник, но и подступающая рвота тоже не радует, поэтому пакет я выбрасываю.
Я иду по узкому коридору. В хозяйской спальне, где раньше, до того, как сюда въехала Кэтлин, спала мать Мала, стоит одна неприбранная двуспальная кровать. Подушки подозрительно грязно-желтого цвета, а одеяло давно пора постирать. Перехожу в ванную, которая тоже видала лучшие дни, а потом в бывшую комнату Мала и, полагаю, в гостевую комнату для нас. Здесь одна-единственная кровать и небольшой шкаф. Я поворачиваюсь к Каллуму, но он только ухмыляется:
— Чем меньше места, тем больше объятий. Не самое плохое воскресенье.
Мне стоило бы любить этого мужчину.
Стоило.
И сейчас я чертовски близка к этому иллюзорному чувству.
— Ты тут вообще ни при чем, — добавляет он. — И не смей извиняться.
Мы бредем по коридору в последнюю комнату, но она заперта. Наверное, это студия, о которой говорил Райнер. Тогда понятно, почему на двери засов, замок и табличка «Не входить».
Каллум сразу же переходит к делу и катит мой чемодан в нашу комнату, а я открываю ржавую дверь во двор, чтобы взглянуть на овец и коров.
Овец нет.
И коров тоже.
Здесь вообще… больше ничего нет.
Я делаю шаг вперед, и под ботинком что-то хрустит. Опускаю глаза и, нахмурившись, поднимаю сережку. Только одну. Наверное, это Кэтлин обронила. Сережка с розовым бриллиантом в форме капли. Похож на фальшивый — опять же, как и она сама. Может, у них туго с деньгами. Иначе непонятно, зачем Мал взял эту халтуру. Я поднимаю взгляд и смотрю на зеленые холмы.