— Хорошо, госпожа Аджаи, и согласен сопроводить вас на свидание с вашей матерью.
О, меня повысили. Я теперь не «эй ты, девка», а «госпожа Аджаи». Вот граф де Конти был сразу любезен, и мы с ним гораздо быстрее нашли общий язык.
— И ответите на мои вопросы? — предложила я, пристраиваясь рядом с широко шагающим Галеаццо.
— Хм… — он подергал себя за усы. — Да, за дневником охотятся многие. Но не я. Меня в нем нет. Хотя я не отказался бы его заполучить.
— Что в нем такого?
— А что, по вашему, может быть в дневнике бывшего Главы Гильдии воров Мейнланда? Неужели вы никогда не задумывались о том, чем занимаются ваши родители?
Мы проходили середину безлюдного моста над каналом. Я проследила взглядом вдоль кромки воды и увидела сдвинутый камень. Вода свободно затекала внутрь лаза. Я чуть придержала Галеаццо за локоть, и остановилась. Его телохранители тут же разошлись по сторонам моста, давая нам возможность поговорить без лишних ушей.
— Понимаю, это звучит дико и неправдоподобно, да и у вас наверняка уже возникли вопросы ко мне… Но дело в том, что я на самом деле ничего не помню о своей семье и вообще о своем прошлом дальше трех дней, — призналась я. Говорить об игре в игре нельзя, но хоть как–то объясниться нужно. Да и союзников надо найти, раз уж я одна против всех игроков–гербовых. И лучшей опорой тут будут как раз те, кто герба не имеет, но имеет влияние и возможности с ними соперничать.
Наградой за слова мне стала ухмылка Галеаццо и чуть приподнятая в недоверии бровь. Я продолжила:
— Если вы знали мою семью и, возможно, меня раньше, то должны знать, что герба у моих родителей нет. Он появился у меня три ночи назад, когда меня едва не похоронили на кладбище старика Латуо. Я тогда очнулась, совершенно ничего не понимая: где я, кто я и как я тут оказалась.
— Вот как… А что со стариком Латуо?
— Он умер, — лгать бессмысленно, любой пришедший на кладбище это быстро поймет, стоит ему увидеть моих существ.
— От чего? — ооо, узнаю нотки профессионального дознавателя.
— Не знаю. Он вскрыл мой гроб, пытался сделать со мной всякие неприличные вещи, но вдруг закачался и свалился в мою могилу. А мне пришлось взять на себя заботу об этом кладбище.
— И ты о нем неплохо позаботилась, я слышал. Взяла и распродала все могилы.
— Не продала, а сдала в аренду, — поправила я.
— Так даже интереснее, да? Ты едва не умерла, и внезапно в тебе проснулся дух авантюризма, а заодно и появился герб? Какие сказки еще расскажешь?
— Вы можете думать об этих моих словах все, что угодно. Но такова даже не правда — истина. И именно поэтому я не знаю о дневнике отца. Я вообще не знаю ни о чем, и моя память начинается только с того момента, как старик Латуо спихнул крышку с моего гроба. Зато не успела я появиться в городе, как меня едва не переехал бешеный аристократ, и затем едва же не зарубил — он же. А прошлой ночью, не успела я вернуться в город, как какие–то типы меня схватили и уволокли в воровской притон. Вот скажите мне, господин судья, что следует мне в таком случае делать? Ах да, еще такой пустяк: сегодня днем меня заклеймили как весьма порочную женщину перед всем городом на проповеди. Но это, кажется, не наказуемо…