Искренность требует устранения из молитвы любых эмоций. Эмоции могут делать молитву очень приятной и лёгкой, но они в деле молитвы — ложь. Эмоции уместны в душевном общении с женой, детьми, родителями. А эмоциональное общение с Богом не только неуместно, но даже невозможно. Точнее, Господь, по любви Своей к немощному человеку, долго терпит возносимые им нечистые (эмоционально-рассудочные) молитвы. Но, если человек утверждается в своём заблуждении и не отстаёт от эмоциональности и рассудочности при молитве, то благодать может совсем оставить его.
Молитва и занятие молитвой
Одно дело — просить у Бога прощения и милости: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного», и другое — заниматься упражнением в таком прошении. Эти вещи глубоко переплетаются друг с другом: молясь, мы учимся молитве, а учась, в то же время молимся. Но всё же, кто действительно любит, не скажет, что он занимается любовью. И кто истинно молится, тот уже не занимается молитвой. Поэтому говорить или думать: «Я занимаюсь Иисусовой молитвой» — нужно укоряя себя за холодность к Иисусу. Гордясь же молитвенным деланием, мы, как это ни парадоксально, гордимся своей нелюбовью, а не любовью к Богу.
Превозношение занятием молитвой похоже на то, как человек, сломавший ноги, еле ходит на костылях и гордится своей походкой. Наши занятия молитвой — это лечение больной души, оно необходимо, но цель — стать здоровыми и обходиться без лечения (исполнить заповедь Божию о любви).
Конечно, хочется выздороветь поскорее... и рассказать об этом всем своим знакомым, чтобы они похвалили. Напился больной, забыл о костылях, забыл о больнице, видит себя на светлой поляне и быстро побежал. в окно. Но чем быстрее побежал, тем хуже! Уж лучше было бы ему всегда лежать. Иному лучше было бы и вовсе не подвизаться, потому что, взявшись за духовное делание, он пришёл в крайнюю гордость и, в мечтах устремившись к вершине, сорвался в пропасть.
В Царство Небесное ведёт путь молитвенного подвига, растворённого смирением. Преподобный Макарий Оптинский в одном из писем говорит о себе: «Не смею и подумать, чтобы я был художник умного делания, тем более не могу быть наставником его. Но, читая, верую, что были и есть таковые делатели, и в них главное было — смирение». Смирение обретается в делании заповедей Божиих. Тот же, кто в брачный чертог Христов пытается проникнуть хитростью или вломиться силой, не будучи званным, не будучи готовым и достойным, бывает извергнут вон и тяжко наказан.
«Непрестанно молитесь», а зачем тогда правила?