Я не знаю, что ей сказать. Потому что скорее собственными руками вырву себе язык, чем признаюсь — пусть и родной сестре — что Катин ребенок может быть не моим.
Сомнения снова накатывают на меня затяжной волной: сперва просто обрушиваются на голову, а потом медленно топят под собой, потому что я так и не нашел ни одной формулы, по которой из двух заданных цифр получил бы искомое число.
— Лиза, это наше с Катей личное дело и общее решение.
Удивительно. Я так запросто, словно делаю это по многу раз на дню, вру в глаза единственному живому родственнику, который у меня остался. Единственному человеку, который любит меня совершенно бескорыстно. А ведь я не умею врать, потому что не понимаю сути вранья, не знаю зачем нужно то, что рано или поздно вскроется.
Или не понимал?
Прямо сейчас я испытываю что-то, что ближе всего похоже на ощущение облегчения. Мать как-то пыталась объяснить, как это — понять, что, хотя бы на некоторое время отвел от себя ненужные вопросы, подозрения или избежал щекотливой ситуации. Тогда я думал, что все это — просто оправдания собственной трусости. Сейчас я понимаю, что только что солгал не сестре.
Я обманул самого себя.
— Ты говорил, что она предохраняется, — взвинчивается сестра. — Что ты не заставишь ее нести эту ответственность в одиночку, когда «маленькая проблема» нашей семьи будет уже не актуальна. Ты обещал, что не станешь рисковать ее будущим, потому что эта девочка и так дала тебе слишком много! Ничего не взяв в ответ. Смирившись с тем, что, возможно, лучшие годы своей молодости потратит на человека, который даже не способен понять суть любви!
Лиза быстро останавливается, словно гонщик, который в последний момент увидел впереди бетонную стену и из последних сил, до судороги, вдавливает тормоз в пол. Но уже слишком поздно делать вид, что она хотела сказать что-то совсем другое.
— Я — тварь, — говорю спокойно, испытывая странное облегчение от того, что хотя бы некоторые вещи в моей жизни никогда не меняются. Даже если за прошедший год я научился быть более человечным, прошедшие несколько суток стали жестким откатом к исходной точке. — Я мерзкая бесчувственная тварь, Лиза. Спасибо, что, благодаря тебе, в моей жизни всегда есть хотя бы одна константа.
Она что-то бормочет мне в спину, но я даже не пытаюсь прислушиваться.
Нужно забрать Катю.
И придумать, как подсчитать проклятые недели.