Женщина останавливается рядом, скрещивает руки на груди и всем видом дает понять, что если ей прямо сейчас во всем не покаются, то она все рано узнает правду, но это будет больно и грубо.
— Мы поговорим об этом позже, — сухо отвечает ей Морозов. — Будь добра, скажи Ольге Ивановне, чтобы приготовила Кате чай, как она любит.
— Я бы хотела знать сейчас, — немного повышая тон, требует женщина.
— А я — хозяин в этом доме, и пока я жив, будет так, как я сказал. Твои желания, пока они не касаются лично тебя, можешь держать при себе.
Я немного выдыхаю, потому что именно так вел бы себя мой отец, если бы он в самом деле у меня был. Так я думала, когда в школе меня задирали мальчишки, и некому было за меня заступиться.
Татьяна выразительно измеряет меня взглядом-линейкой, потом пожимает плечами и уходит. Только после этого я снова могу нормально дышать и делаю это так громко, что мой отец начинает тихонько посмеиваться.
— У Татьяны в самом деле характер — не сахар, но она хорошая женщина и появилась в моей жизни именно в тот момент, когда я был готов разочароваться в людях. Пойдем, нужно найти место, где нас никто не побеспокоит.
Он уводит меня в кабинет, хоть это помещение больше напоминает комнату отдыха: здесь картины, книги, письменные принадлежности, но в углу стоит ретро-проигрыватель для пластинок, и я быстро, повинуясь импульсам, присаживаюсь к стойке с потертыми пластинками, безошибочно выбирая нужную: старый аудио-спектакль «Алиса в Стране чудес». Неверное, нужно спросить разрешения, но я не хочу потерять ни одной секунды, пока в моих руках снова оказывается тонка нить памяти.
Почему здесь я чувствую себя спокойнее?
— Тебе она очень нравилась, — говорит отец. — Говорила, что в детстве слушала такую же.
— Старый проигрыватель у бабушки, — киваю я, почему-то радуясь, словно ребенок и, вслед за диктором начинаю повторять начало спектакля. Слово в слово, с той же интонацией, выдерживая хирургически точные паузы.
Это несправедливо, что я помню пластинку, которая ничего не меняет в моей жизни, но совершенно не помню самое важное.
Отец продолжает стоять рядом, даже когда меня подкашивает очередная волна неуверенности. Он просто подставляет плечо, куда я роняю голову и молча собираюсь с силами для серьезного разговора. Даже не знаю, с чего начать: может быть, сначала все-таки посмотреть, что я привезла в том маленьком желтом чемодане? Или сначала выслушать отца и узнать хоть что-то о своем прошлом?
— Я говорила тебе, что жду ребенка? — озвучиваю первую оформленную мысль, потому что от ответа на этот вопрос зависит многое. Например, знала ли я ребенке. Человеку, рядом с которым мне так спокойно и тепло, я наверняка сказала бы о том, что беременна. Человеку, который по воле судьбы оказался моим единственным живым родственником.