— М-м-м, — скрежещу зубами, и ударяюсь лбом о кафель стены. Ненавижу свою реакцию на больную девчонку! Ненавижу свою ненормальную реакцию на несчастную девчонку.
До трясучки ненавидел, но как бы себя в этом не убеждал, хотел гораздо сильнее. Чтобы не найти спасение, ладонь кладу на член… сжимаю его крепче и провожу по длине, впитывая как мне именно этого не хватает.
Пальцы туго обвивают ствол, ладонь скользит легко через приятную боль. Член пульсирует, внизу живота разрастается ком горячего удовольствия, но оргазма не наступает. И тогда я позволяю памяти опять нарисовать перед глазами образ девчонки. Бессовестно распахнутой. Открытой для меня… Готовой для меня.
— Ну же, — томно шепчет, прогибаясь, чтобы и грудь внимание зацепила. — Тра*ни меня, — и я вколачиваюсь в неё… мысленно… до упора, губами захватывая дерзкий, твёрдый сосок.
— Да, — задыхаюсь от остроты ощущений и кончаю в ладонь, так же неправильно ярко, больно, долгожданно.
Фрида
— Ну что, красотка, я — Ди, — девушка протягивает мне руку и я несмело отвечаю рукопожатием.
Вот теперь я на неё смотрю другими глазами, и Ди создаёт приятное впечатление. Милая, приветливая, дружелюбная. Красивая. Она такая же тёмная, как я.
У неё гладкие блестящие волосы, очень ухоженные, не то, что у меня…
После того, как Он стал давать яд я всё чаще замечала на полу грязной душевой свои волосы. А теперь, по прошествии такого времени на наркотике, в бегах… страшно представить что с ними.
Ди прекрасно говорит по-английски, по крайней мере я не слышу в её речи ужасного акцента, как у тех же псов, но помимо этого у неё чистый испанский, без примеси посторонних наречий. Так говорят сытые люди из Барселоны или Мадрида, жители приморских курортных городков. И я когда-то такой была.
Псы и Он, да и все Его девочки, говорили на консервативном мексиканском наречии. Лишённый изящества, на мой вкус, и полный архаизмов язык не въелся в мой слух и не стал привычен. Я скучала по родному звучанию и хотелось умолять Ди говорить дольше, дольше.
— Фрида, — роняю в надежде, что этого хватит, чтобы девушка продолжила болтать ещё.
Она большегубая, пышная, у неё ярко-голубые глаза — линзы, наверное. Веки обильно накрашены, а щёки по-сытому круглы… и я завидую этой цветущей красоте.
Кошусь на свои изодранные, тощие ноги и хочу реветь.
Рыдать, как маленькая девочка, потому что каких-то полгода назад я с гордостью летела на этих ногах по важным девчачьим делам. Они выглядывали из-за красного шлейфа моего любимого платья и были такими-же крепкими и красивыми, как у Ди.