— Мы, ирландцы, пьем, потому что у нас врожденная непереносимость реальности. Кажется, сейчас у тебя та же проблема. И это странно с учетом того, что ты сама построила свою жизнь через постель.
Как я удержалась, чтобы не выплеснуть в него воду из его стакана?! Свою я, к сожалению, уже выпила. Наверное, меня остановил ехидный взгляд этой дуры-официантки. А мой был явно драконьим, потому она быстро смылась, а виски принес парень из бара. Я все это время молчала, попросив заткнуться и Шона.
Мне хотелось провалиться сквозь землю. Подобные выпады не позволяют себе даже близкие друзья, а мы с ним чужие друг другу люди. Должны же быть хоть какие-то границы приличия. Я по пьяни открыла ему душу, но сейчас я трезвая и не спущу ему подобных разговоров. И не стану пить его чертов виски! Моя реальность
— это моя реальность, и если она не имеет ничего общего с его реальностью, то я безумно этому рада. У меня и не может быть ничего общего с ирландским водопроводчиком!
— Знаешь, у нас есть шутка, — Шон решил поднять примирительную стопку. Вернее, две. Даже сам с собой чокнулся, потому что я наотрез отказалась пить. Вот и посмотрим, насколько в нем законопослушность сильнее алкоголизма. — Почему Господь придумал виски? Чтобы удержать ирландцев от покорения мира и женщин, которые им безумно нравятся.
И это он трезвый? Похоже, его реально вставило на спектакле. Даже лондонские воспоминания не спасли!
Я вырвала у него обе стопки, расплескав половину в салат. К счастью — свой.
— Я попросила сменить тему, или как?
— Выпей, станет легче.
Отлично! Я, и глазом не моргнув, опрокинула в себя обе стопки, чтобы больше не было разговоров ни про виски, ни про женщин. Шон не сводил с меня глаз, и в них я прочитала это низкое восхищение. Все мужики одинаковы — челюсти теряют, когда женщина пьет, не морщась и не закусывая. Сейчас это не составило особого труда — общество самого мистера Мура было куда противнее виски, но я держала лицо, и даже нашла нейтральную тему для разговоров. Я сунула ему в руки телефон, открыв альбом с работами моих учеников. Они его загипнотизировали и лишили на время дара речи. Я хоть салат спокойно доела и даже привкуса виски не почувствовала. Внутри уже все сожглось злостью за испорченный вечер и предстоящие разборки с мисс Брукнэлл.
Не отрывая глаз от экрана телефона, Шон вдруг произнес:
— So, it was a point in your life you’ve been considered yourself a whore?
Сказал так, будто все время просмотра фотографий детского творчества, обдумывал эту фразу. Ага, да, конечно, вот так шлюхой я себя и считала… Это он сам меня так назвал, опустив перед русской официанткой ниже плинтуса. И главное, даже этого не заметил.