— Если бы ты пришла чуть раньше, — сказала таинственно Лиззи, когда я вышла к озеру, чтобы взять из чемоданчика свои краски и кисти, — увидела бы нашего крокодил ьчика.
Мне потребовалось лишнее мгновение, чтобы постигнуть смысл фразы.
— Ты уже вынесла вердикт о его фигуре, — ответила я как можно спокойнее, нагружая палитру тюбиками.
— Если всякое утро он будет рассекать озеро по часу, то все может измениться.
К счастью, Лиззи продолжала водить кистью по холсту, даря возможность не встречаться с ней взглядом.
— Ему пойдет на пользу перед велогонкой с племянниками, — промямлила я, спеша вернуться в дом.
Все утро с тревогой вслушиваясь в утреннюю тишину, я молила небеса не услышать ни шелеста шин фургона господина Гончара, ни скрежета гравия под ногами господина Констебля. Лиззи во время йоги и за легким йогурто-фруктовым завтраком выглядела обыденно-спокойной. Появление любого из ирландцев могло нарушить хрупкое равновесие наших отношений. Три дня она обещала не говорить о Шоне, и вот в первый же полдень ввернула ненужный комментарий. Ах, Лиззи, Лиззи… Что же тебе на самом деле не дает покоя?
В учебной студии всегда звучала тихая фортепьянная музыка, но господа рисующие по желанию могли заткнуть уши собственными наушниками. Я любила классический вкус Лиззи, но при джазе и кантри, которые ставили другие преподаватели, спешила включить на телефоне что-нибудь из русского рока, накопив приличные плейлисты. Сейчас я растворилась в музыке «Чайфа». Абсолютно абстрагируясь от содержания, я воспринимала русскую речь лишь приятным фоном.
Лиззи наконец вспомнила про предложенный чай, но не потревожила меня, застрявшую в середине холста. Однако я спиной чувствовала ее колкий взгляд. Под этим углом невозможно было увидеть холст. Она рассматривала меня. Зная свою сутулость за работой, я расправила плечи и гордо вскинула голову, будто писала автопортрет в стиле Ренессанса. О чем она думает? Апатия, смешанная с ревностью, и чрезмерное внимание к моей внешности выводили меня из равновесия, но всеми силами я заставляла себя работать, выкладываясь на все сто
— нынешняя оценка, возможно, имеет более высокую ценность, чем все мои курсы вместе взятые.
Мы работали, пока закат не сменил над озером всю палитру. Отвыкшая от работы за мольбертом спина ныла. Ноги, не простившие мне вчерашние горки, гудели водопроводными трубами. Сейчас я понимала резонность предложенного Шоном массажа. Мое желание чуть не перешагнуло порог наглости, за которым маячила просьба помассировать мне ноги. Лиззи не смогла бы отказать, но сейчас сама выглядела чернее вечерней палитры, и я не посмела озвучить эгоистичную просьбу. Просто присела на диван и вытянула ноги.