Любимый цветок фараона (Горышина) - страница 106

Ожерелье вновь лежало в ларце вместе с кольцом Амени, и потому Нен-Нуфер легко спрятала в ладонь фигурку Исиды — царевич Райя впустил в ее жизнь ложь, и та пустила глубокие корни, которые сумели раскачать даже крепкие стены храма — теперь все, все вокруг лгут и требуют от нее хранить в тайне чужие секреты, даже секреты самого фараона!

Нен-Нуфер жалась в тень, желая превратиться в крохотного скарабея. Люди проходили мимо и действительно не замечали ее или не желали видеть. Но маленький ученик отыскал ее и здесь. Ей подумалось, что он остался единственным, кто продолжает видеть в ней доброго друга. Все остальные рассмотрели в ней нечто новое, тайное, скрытое от ее понимания.

Мальчик с поклоном протянул ей дощечку и цветок лотоса. Глаза Нен-Нуфер наполнились слезами — сердце сжала тоска по царевичу, о котором станет напоминать теперь каждый цветок. Однако она сумела сдержать слезы, и когда Пентаур остановился над ними, то увидел лишь обычный урок. Их глаза встретились, и каждый вспомнил, как когда-то они так же старательно делили друг с другом глиняную табличку. Когда? Слишком давно. Сейчас он предложил разделить с ним жизнь. Мальчик вскочил, поклонился жрецу и убежал.

— Я хочу говорить с тобой, Нен-Нуфер.

Он не протянул руки. Вокруг слишком много глаз и ушей и, как она успела убедиться, злых языков. Она поднимется за ним в башню. Никто не посмеет поставить ей в укор желание видеть воспитателя. Хотя желания не было. Ей владел трепет ожидания и страх вновь услышать из его уст признание.

— Амени прервал наш разговор, и ты не успела ответить мне.

Его руки вновь лежали на ее запястьях, а она, как и с царевичем, не в силах была отвести взгляд от золотых браслетов.

— Его Святейшество простил тебя, Пентаур, — сказала она с опущенными глазами.

— Тебе не стоит тревожиться о своем будущем.

— Мое будущее — это ты. Я так решил, — Его пальцы впились ей в кожу. Пентаур желал видеть ее глаза. — Великая Река подарила мне тебя, и она же унесет нас отсюда, чтобы дать новую жизнь. Я стану лучшим врачом в Фивах, и не будет и дня, чтобы ты пожалела, что стала мне женой. Почему ты молчишь?

Нен-Нуфер глядела в глаза воспитателя, едва тронутые краской, а видела на их месте глаза царевича, где толстые черные линии дали путь слезе.

— Ты отдал себя Пта, а я отдала себя Хатор — другого пути нет!

Она вырвала руки, но он поймал ее плечи, не позволив убежать.

— Ты никому себя не отдала. Тирия не знает даже твоего имени. Великая Река отдала тебя мне, и только это правда и ничего больше! Только это…

Его голос становился тише, глаза ближе, но Нен-Нуфер сумела вывернуться, когда почти почувствовала его губы на своих. Ступеньки мелькали под ногами, и только Великие Боги не позволили ей упасть. Она бежала к воротам, за ворота, в городскую пыль, не разбирая дороги. Если бы сейчас на нее понеслась колесница, она бы не заметила ее. Но она заметила пальму и прижалась к стволу. Сердце разрывало грудь, слезы смывали краску, но сдерживать себя больше не было сил. Но рыдала она тихо, чтобы никто не вздумал подойти и утешить. Утешение она отыщет лишь в храме Хатор. Великая Богиня ужаснулась бы, отдай она себя царевичу, но гневу ее не будет предела, уведи она на свое ложе жреца Пта. Возможно, старая рабыня права, и Пентаур обезумел… Она должна говорить с Амени и просить себе в провожатые того, кто не презрит волю Богов.