Любимый цветок фараона (Горышина) - страница 147

Нен-Нуфер вернулась к воротам. Амени до сих пор не пришел. Быть может, ей позволят увидеться с Пентауром, если она попросит. Однако стража у башни была непреклонна, но лишь Нен-Нуфер показала им кольцо Амени, оба стражника с благоговением отступили от лестницы. Нен-Нуфер поднималась медленно, пытаясь собраться с духом. Что ей сказать, если Пентаур вновь предложит ей стать его женой? И вдруг на середине пути до Нен-Нуфер донесся голос верховного жреца:

— Я ослаб, и этот храм совсем скоро будет твоим, и твоими устами Пта будет говорить с фараоном. Врачами полнится Кемет. Своими руками ты спасешь одного, двух, десятерых, сотню… Но своими устами ты спасаешь весь Кемет. Как фараон не смеет помыслить о собственном благе, так и ты не смеешь менять свет знаний на тело женщины!

Нен-Нуфер думала повернуть назад, но последние слова Амени пригвоздили ее к месту.

— Она не твой свет, она твоя тьма, — продолжал верховный жрец. — Не в добрый свой час ты оказался у Великой Реки. To не светлый Гор, а злой Сет привел тебя туда… Я отошлю Нен-Нуфер прочь, чтобы она не погубила тебя и чтобы ты не погубил ее. Изначально я должен был отдать младенца Хатор, но за твоими слезами не расслышал мудрых слов Пта.

— И я вновь стану рыдать у твоих ног, Святой Отец, — голос Пентаура был тверд, когда Амени весь дрожал от гнева. — Я могу дать счастье одной женщине, но я не смею взять на себя право отобрать его у другой. Я не стану отвечать фараону.

— Не станешь?! — голос Амени взвился. — Ты хочешь вновь наслать на себя немилость, зная, что в этот раз я буду обязан лишить тебя сана. Этого желает твоя плоть, но не разум, и я не допущу гнева Божественного. Я сам отправлюсь к Его Святейшеству и скажу то, что у нас уже есть. Пусть сам решит, которую из женщин положит в свою гробницу, чтобы подарить Кемету наследника. Но свою женщину ты не получишь! Никогда Нен-Нуфер не будет твоей женой. Она отдана Великой Хатор, и проклятье падет на того, кто покуситься на собственность Великой Богини.

Амени замолчал, и сердце остановилось в груди Нен-Нуфер. Если бы Амени знал, что богиня уже наслала проклятье…

— Так будешь писать послание или нет? — голос верховного жреца дрожал, как и колени девушки.

— Нет, — огромной глыбой упал ответ Пентаура и сотряс стены башни.

Заслышав шаркающие шаги старика, Нен-Нуфер бросилась вниз. Стражник даже протянул к ней руку, решив, что она оступилась, но Нен-Нуфер вырвалась и побежала к воротам. Ее попытались остановить, но она изворотливой кошкой проскользнула между охранниками и побежала в сторону Реки. Боги вправе гневаться на нее, но за что невзлюбили они Его Святейшество и несчастную Никотрису? Не снимая сандалий, вступила она в вязкий ил. Спокойная вода поднялась к коленям. Почему ее корзинка не встретилась с пастью крокодила раньше, чем ее плач услышал Пентаур? Как, как ей уберечь жреца от него самого? Исчезнуть, раствориться в водах Реки, будто никогда ее и не было… Бродить у ворот, не смея вступить в царство мертвых — вот, что она заслужила. И Нен-Нуфер сделала еще шаг.