Стащив с места для молитв наиболее простую лампадку, я выстругал дня неё ножки и приготовил на основе растворителя для красок топливо. Оно не должно было бы так чадить как масло. А там оставалось всего лишь выровнять подачу жидкости для получения стойкого по температуре пламени. После, глубокой ночью, я проверил прибор на работоспособность. Сварил в тонкостенной маленькой глиняной миске общеукрепляющий и успокоительный отвары. Во время варки мне всё время чудилось, что вот-вот дверь скрипнет и внутрь войдёт молящийся Рикард. Мне так и виделось, что он вот‑вот утащит меня на костёр! Но вроде всё обошлось.
Передать отвар с едой оказалось нетрудно. Достаточно было под предлогом заботы лично передать через окошко тряпицу с едой. На дно узелка я положил две бутылочки и записку на случай, если при нашей «встрече» будет присутствовать кто посторонний и у меня не получится дать Элдри разъяснения самому. Обычно в коридорчике, сидя на табуретке, перебирал чётки какой послушник. На этот раз некто тоже нёс свою вахту. Ему надлежало успокаивать нервничающих детей. Мало кто и из взрослых способен сохранить душевный покой, когда его вот так надолго запирают в полном одиночестве.
— Я не хочу быть здесь, — пожаловалась Элдри и прижалась к закрытой двери. Её глазёнки уставились наверх к окошку, через которое ей было видно кусочек моего лица.
— Знаешь? Я тоже.
Сказав это, я закрыл заслонку и был готов уйти, но тут послышались истеричное завывание, плач и удары кулачками о дверь. Очень сильные удары. Элдри наверняка вот‑вот разбила бы руки в кровь. Так что я застыл в попытке сообразить, как долго подобное безумие способно продолжаться и отчего оно вообще возникло.
— Милосердная Энкайме. Снова! — шёпотом воскликнул послушник.
— Снова?
— Если бы это не бы подвальный этаж, то она бы весь храм переполошила! Но здесь толстые стены. И только я слышу, как она кричит словно безумная.
— Разве вы не пробовали помочь ей успокоиться?
— Помочь можно только тому, кто этого хочет. А она не реагирует ни на какие слова… И прошу вас, сударь, не корите меня! Я просил своего наставника дать ключ, но он мне строго‑настрого отказал.
— Мама! Мамочка! Мама! — продолжала вопить Элдри.
— Дитя моё, утешение и свет, — начал бормотать послушник, когда встал на колени возле двери.
Чётки двигались в его руках невероятно быстро. Говорил он без перерыва, но эта болтовня действительно не производила никакого эффекта, кроме того, что и из соседней камеры начало доноситься хныканье. Даже мне стало как-то особенно тоскливо. Про такое состояние ещё говорят «кошки на душе скребут». Так что я уверенно отпихнул служку в сторонку и снова открыл заслонку.