— Ты куда? Морьяр, ты куда?
— За ней, — сказав это, я посчитал нужным обернуться и произнести. — Иначе я не могу. Но, правда, я понимаю, почему мне не поможешь ты. Жизнь не разменная монета, чтобы рисковать ею ради столь незначительной вещи как чужая потребность.
Вот теперь мой план действительно становился бесперспективным. Однако вместе с очевидностью грядущего поражения я не менее прекрасно осознавал, что не откажусь от попытки что-нибудь предпринять.
Я хотел наказать этого наглого Квалификатора. Сам. Хотел нарушить все его планы до того, как он погубит мои. Мерзкий паршивец! Он посмел влезть в мои дела. Он вмешался и насмеялся надо мной!
Не позволю.
Меня трясло от злости. Мне вдруг открылось, что без способности творить магию я оказывается… сущая пустышка. Даже меньше, чем это ничтожество Ванесса. И мириться с таким осознанием было невозможно. Я всегда знал, что выше прочих людей. Я знал, что обладаю более совершенным разумом. А, значит, я обязан справиться. Ведь мой противник не Архимаг. Квалификатор. Какой-то Квалификатор да ещё и третьей ступени! Он не многим лучше, чем какое деревенское быдло!
Жизнь действительно не разменная монета. Но что она для того, кто не боится смерти? Бояться умереть — это всё равно, что бояться потерять свою личность. У меня её как таковой и не было. У меня не имелось даже имени. Только цели. И всё же это не значит, что я не ценил возможность дышать, чувствовать, мыслить. Всего лишь понимал, что готов отдать это только за нечто действительно значимое. Жизнь для меня была высокой ценой. И больше ничем. Заплатить ею за возможность понять, чего ты на самом деле стоишь — на мой взгляд, это достаточно равнозначный обмен.
Великая Тьма, не знаю, что во мне переменилось тогда! Может, дело было в шишке на голове? Может, произошло некое «отравление» сознания после использования света? Но для меня на тот момент не было вещи важнее, нежели убить этого мага до того, как Элдри окажется в Вёсницах!
Между тем Ванесса неуверенно поднялась.
— Морьяр.
— Что? — я мрачно посмотрел на неё. Мне на самом деле было не понятно, чего ей от меня может быть ещё надобно.
— Ты порой несносно жестокий!
Она не сказала больше ни слова. Вместо этого женщина отрешённо, напрочь забыв про зайца и испачканные руки, тоже забралась в седло. Солнечной не понравился запах крови. Лошадь неодобрительно фыркнула, покосилась на хозяйку, но была готова последовать её воле.
Я на всё это смотрел и тоже не знал, что сказать. Несмотря на глубокий анализ, я так и не смог сделать вывод, из-за чего Ванесса переменила своё решение остаться в стороне. Мне оставалось только вспомнить о даре речи и с удивлением спрашивать: