— Просто чтоб ты знал: я не против шантажа. Если он означает, что весь день мы проведем в постели, тогда я только «за».
Он расхохотался и протянул руку.
— Можно я возьму тебя за руку?
— Можно, — сказал я, но в последнюю секунду руку отдернул. — Зависит от того, имею ли я свободу действий в выборе альбома.
Обдумывая мое возражение, он прищурился.
— Х — м — м, а ты умеешь торговаться. Ладно.
Я протянул руку, и он быстро ее сцапал. Вероятно, пока я не успел добавить еще каких — нибудь условий. Мы шли по улице, взявшись за руки, и всю дорогу я ухмылялся.
— И просто чтоб ты знал: если музыка окажется дерьмовой, я могу наложить вето на условие о пребывании весь день в постели.
Я закатился смехом.
— Тем лучше, что вкус у меня безупречный. И, — добавил я, — я не против поиметь тебя на диване.
Он хмыкнул.
— Я так до сих пор и не сообразил, как нам использовать кресло из ротанга.
Я остановился возле музыкального магазина, но прежде чем открыть дверь, приник к нему и зашептал:
— Если я выберу самый лучший альбом, то трахну тебя в этом кресле, когда мы вернемся домой.
Щеки его запылали, зрачки расширились, а заговорил он с придыханием:
— И как ты поймешь, что альбом самый лучший?
— Поверь, пойму. — Я распахнул дверь и дождался, пока он пройдет внутрь. Эндрю направился прямиком в джаз — секцию, а я двинул к стойке обслуживания. — Здравствуйте.
Я заказывал пластинку. «Лунная соната» Вильгельма Кемпфа.
Кассир щелкнул пальцами.
— Да! Вчера получили. Не каждый день у нас заказывают классику. Сейчас принесу из кладовки.
Эндрю тихонько подошел ко мне.
— Спэнсер? Что ты сделал?
Я улыбнулся.
— Возможно, я заранее кое — что для тебя заказал.
— Ты смухлевал?
— Нет. Просто изменил ход игры.
Он покачал головой.
— Мне стоит знать, что это?
Кассир вернулся за стойку с пластинкой в руке.
— Вот. Не так — то легко достать. В настоящее время НГП[1]—винил не очень — то распространен, даже подержанный. — Он протянул мне пластинку, и, забрав у Эндрю бургер, я отдал ему запись.
Он уставился на нее и тяжело сглотнул.
— Выступление Кемпфа в Берлине с Берлинским филармоническим оркестром… — Он покачал головой, все еще разглядывая обложку. — Спэнсер…
— Идеально справился?
Он поднял на меня взгляд. Его глаза вспыхнули тем, что я вряд ли видел раньше.
— Да.
Кассир забрал альбом, проверил на предмет царапин и вернул в обложку. Я заплатил за него неприличную сумму денег, поблагодарил кассира, и мы ушли. Только продвинулись мы не так уж и далеко. Пройдя по улице всего несколько шагов, Эндрю остановился.
— Не верится в то, что ты сделал, — сказал он, до сих пор держа альбом так, будто тот был самым священным Граалем.