Перед глазами мелькали цветные пятна, бросало то в жар, то в холод, то в пот. Паника — плохой помощник, но сердце считало ребра, а ноги несли по одному им ведомому маршруту. Она старалась не бежать и не оглядываться, но выходило плохо.
«Женщине не следует разделять общество с любым мужчиной кроме мужа, отца или иной родной крови. Сие есть искушение для души подверженной порокам…»
Выдуманный голос скрипел железом по стеклу. Но не так было страшно попасть в неловкую ситуацию, как разрушить то неимоверно хрупкое, что связало ее с мужем. Незаметно, шаг за шагом. Валерия не хотела в монастырь. Она хотела восторга и восхищения в янтарном взгляде, драгоценной улыбки и хриплого «Аллелия».
Заставив себя остановиться, она прислушалась и огляделась. Пустые коридоры, какая-то лестница — непонятно, куда идти. Но из окон виден сад, значит недалеко и главная зала. Приложив ледяные ладони к пылавшим щекам и лбу, Валерия немного постояла, выравнивая дыхание. Огляделась и, убедившись, что поблизости никого нет, нырнула за портьеру. Надо прийти в себя. Поправить платье и прическу, а ещё унять слабость в коленях, иначе она осядет где-нибудь посреди коридора и точно опозорится.
* * *
— Бьёрн, не смей. Слышишь?! Это приказ! Тебе приказывает король!
— Король?! — животный рык обдирал горло. — Тот король, который уверял, что между ними ничего нет?!
— Да что с тобой? О, Творец! Ещё ничего не ясно…
Более чем ясно. Встрепанная и раскрасневшаяся девица в смятом платье и викнет, кравшийся из оранжереи. Бьерн видел их. Пришел сюда в поисках жены, чей путь указал какой-то слуга. Наплевал на все приличия, да еще и короля увел! Сам Георг потащился с ним, и что они увидели?! Срываясь на бег, лицемерка выскочила из оранжереи, нырнув в боковой коридор, и Бьерн уже хотел было ее окликнуть, но следом показался викнет.
Ему хотелось бежать. Догнать навощённого щеголя и вывернуть прилизанную головенку подбородком на спину, но Бьёрн не мог пошевелить и пальцем. Как тогда, давно, на самом первом балу. Затянутый в дурацкий костюм с кружевными манжетами, он мечтал исчезнуть. Уползти в оружейную замка, ведь только с мечом чувствовал себя собой. А потом появилась она. По-девичьи нескладная, с курносым носом, усыпанным веснушками. Темные пятнышки показались ему такими милыми, а Камелии показалось, что она сможет хоть в нем найти себе партию. Самообман был краток, а прозрение жестоко. Но тогда он был совершенно неопытен… А сейчас? Сейчас почему так больно жжёт в груди? Сковывает порукам и ногам раскалёнными обручами, мешая дышать и превращая кровь в горькую болотную грязь?