Когда все более-менее ценное из вертолета было спасено, выбрали все что было более-менее сухое и чуть не насильно усадили в теплую кучу пилотов у плачущего костра. Приладили над огнем котелок со снегом. Отдельно сложили все стреляющее. Сели ждать помощи.
– Разрешите у костерка погреться? – Кузнец и дед, не торопясь, вышли к импровизированному охотничьему биваку. Дед при этом катил за собой пулемет, – Ваше?
– О, наше, наше! – Коренастый искренне обрадовался любимой игрушке, – А мы медведя завалили. В озере. Надо бы шкуру снять. Возьметесь?
– Дык, – только и смог крякнуть дед в ответ и дальше начал выражаться совсем уж не понятно, – от пулемета так самогоном прет, что сами сейчас и снимите.
– Кстати, – оживился Утонченный, – а успокоительно-согревающего нет у вас, случайно. Чай у нас все никак не закипит. Самогон тоже пойдет.
– Так чего ж нет? Есть, – дед ловко вытащил из рюкзака нержавеющий термос и налил в крышку дымящийся напиток.
Не чувствующий подвоха Утонченный, не принюхиваясь, разом отхлебнул на полкружки обжигающей жидкости, выкатил глаза из орбит, покраснел, сдерживая себя от того, чтобы не выплюнуть содержимое в костер.
– А ты думал, здесь меды распивают, гы-гы-гы? – Коренастый заржал, веселясь борьбе товарища с расплавленным свинцом во рту.
Кузнец и дед после этой фразы как-то многозначительно переглянулись.
– Вы что здесь пьете-то? – прохрипел Утонченный.
– Дык это, пулеметовку, – сдерживая улыбку, ответил дед, – только что родившийся коктейль.
– Дикари! – стонал Утонченный, пытаясь остудить обожженный рот снегом.
– А ты думал, с чего они так бодро медведя гнали? – продолжал ржать Коренастый, – Наверняка с допинга, я наслышан.
– Вы бы бедолагам налили, – дед с жалостью смотрел на укрытых всем, чем ни попадя, и раскачивающимся в такт своим неизвестным мыслям и переполняющим чувствам пилотов.
– Так контузило их, – Коренастый добавил еще снега в котелок и мешал в нем что-то большим ножом, – медведь тяжелый, пока взяли, побороться пришлось.
– О, Миша, как водичка? – дед обращался куда-то за спину сидевшим у костра пилотам и охотникам.
В отличие от деда и Кузнеца, медведь, весь в сосульках и замороженной тине, посидеть у костра разрешения не спрашивал, молча сел у пулемета, хмуро окинул всех взглядом и шумно носом втянул воздух.
Все молчали, только летчики стали еще сильнее раскачиваться и вроде бы что-то напевать, или скорее подвывать.
Остановив свой взгляд на пулемете, медведь заинтересованно фыркнул, подтянул к себе, ловко огромным когтем в три приема отвернул сливную пробку, жалобно звякнущую на специальной цепочке и, запрокинув голову, начал заливать еще не остывшую жидкость себе в пасть прямо из кожуха охлаждения, подняв пулемет на вытянутых лапах.