— Прости, что я не смог найти для вас лучшего крова в такую ночь, — вещал со сцены Иосиф, а Мария отвечала ему, прижимая к груди младенца:
— Здесь сухо и безопасно. Ничто другое сейчас не важно.
Вот именно, а у Аманды там совсем не сухо, и абсолютно не безопасно позволять себе такой идиотизм во время беременности.
— Аманда, пошли домой, — прошептала я ей на ухо, но она только отстранила своё плечо от моего и вытянула руку.
Младенец заплакал. Сначала тихо, а потом завыл в голос. Иосиф с Марией поочерёдно укачивали его, но малыш не успокаивался и только громче орал в закреплённые на актёрах микрофоны. Бедному Иосифу пришлось не шептать, а кричать, чтобы зрители услышали, что он воспитает ребёнка Господа как своего собственного. И действительно, вдруг подумалось мне, ну не Господь же Бог воспитывал Иисуса. Он, как многие мужики, сделал дело и свалил, а Иосиф качал Иисуса по ночам, играл с ним, залечивал разодранные коленки, обучал мастерству плотника… И ещё сносил все эти скандалы переходного возраста просто потому, что так кто-то за него решил… Или же он любил мальчика, потому что это был ребёнок любимой женщины? Что за мысли лезут мне в голову в то время, когда все благоговейно взирают на ребёнка, которому посчастливилось в этот час надеть на себя шкуру Спасителя и орать от холода и из-за колкой соломы в яслях. И ещё, наверное, от вони жующей сено коровы. Ну, корову-то какого чёрта они приволокли! Овцы, коровы, козы, лошади, верблюды… Почувствуй себя стопроцентным вифлеемцем… Чёрт возьми, ну почему я сегодня совершенно не наслаждаюсь представлением, которого ждала весь год?
— Бедный малыш! — Аманда прижала к ушам белый меховой ободок колпака. — Почему им куклой было его не заменить!
— Да, неувязка вышла в этом году. Беспокойный Спаситель попался. Плохо накормили, наверное, перед выступлением, такого ведь в предыдущие разы не было…
Младенец орал как резаный. Ему начали вторить малыши из толпы. Аманда вскочила на ноги и стала бодро пробираться к зданию церкви.
— Бедный малыш, мучители… — процедила Аманда сквозь зубы, когда я сумела поравняться с ней.
— А что они могли сделать? Представление прервать? Да так даже аутентичнее получилось. Думаю, Христос надрывался в яслях похлеще этого, когда волхвы с пастухами припёрлись и разбудили его своими жертвоприношениями. Это только на картинах эпохи Возрождения он улыбается в яслях…
— Слушай, помолчи! Не надоело говорить о том, чего не понимаешь?
От неожиданного выпада Аманды я даже остановилась.
— Чего я не понимаю? Я, кажется, не хуже тебя историю искусств знаю.