— Гаврилович — самородок. Он создавал такие вещи, какие никто никогда не сможет повторить. И я очень рад, что часть его картин уйдет в частные коллекции. Такое искусство не создаётся для галерей, выставок и бездушных масс. Чудеса, которые он творил личные, предназначенные каждому в отдельности и не могут принадлежать всем сразу. Они попросту потеряют свою силу. Представьте, что у вас есть прекрасный цветок, но что произойдёт, когда каждый оторвет для себя по одному лепестку? Правильно. Ничего не останется. Ни цветка, ни волшебства.
— Как я люблю такое, — восхищённо прошептала мне на ухо Настя. — Про чудеса и волшебство.
Наконец, художник достал нашу картину, снял с неё тряпку и стёр пыль рукавом:
— Она называется «Всё зеленое».
Я думал это будет объемное полотно, переживал, что в большой рюкзак не влезет, но картина оказалась небольшая, чуть меньше листа А4.
Художник протянул её мне.
На холсте густым слоем были хаотично нанесены мазки различных оттенков зелёного цвета. Более гладкие и однотонные по краям и короткие, резкие ближе к середине.
— Что вы видите? — художник посмотрел на нас по очереди.
Странный вопрос.
— Как что? Зелёную краску, — ответил я.
— Молодой человек, — он с осуждением покачал головой. — Вы воспринимаете искусство буквально. Так нельзя. Смотрите глубже. Туда, внутрь. Просто вглядитесь.
— И что же я должен увидеть?
Он недоумевающе вытаращился поверх очков:
— Неужели ничего?
— Ой, а я вижу: песочницу, детскую площадку и качели, — обрадовалась Настя.
— Это какая-то оптическая иллюзия? — глядя через её плечо и расфокусировав взгляд, я попытался разглядеть детскую площадку.
— Это не иллюзия. Это художественная передача ваших индивидуальных внутренних переживаний: эмоций и чувств, — с глубокой убежденностью в голосе проговорил художник. — Состояние, которое запечатлел здесь Гаврилович — называется счастье.
«Всё зеленое» – поистине бесценная картина. Должно быть вы какой-то особенный человек, если он счел нужным передать её именно вам. На данный момент творчество Гавриловича ещё недооценено, но это естественно. Люди просто не готовы к восприятию нетрадиционных форм в искусстве.
— Я, похоже, точно не готов, — я по-прежнему видел только зелёные мазки.
— Почему счастье зелёное? — спросила Настя.
— Ну как же? Зеленый цвет — это молодость, надежда и радость. Это любовь и вечное лето. Зеленый — цвет свободы и жизни, в конце концов. Во всяком случае, Гаврилович, ощущал счастье именно так, поэтому передал его в зеленом цвете.
— Тоска тоже зелёная, — зачем-то сказал я.
— Зря вы иронизируете. Акт творения приобщает нас к божественному, как ни одно другое действо. У Гавриловича был настоящий талант. А талант — это и счастье, и крест. Человек, наделенный талантом, не принадлежит себе, он рожден для высшего и большего, это его призвание и боль, — художник снял очки. — Просто берите её, а поймете всё потом.