Зоя, которую Макс продолжал крепко сжимать в объятиях перед собой, громко засмеялась. Эхо прокатилось по этажам.
Тогда я обмакнула палец в краску и нарисовала Артёму на животе зеленое сердечко. Он недоуменно на это посмотрел, после чего тоже обмакнул палец и что-то нарисовал мне на щеке.
— Аватар, — восхитилась Зоя и подставила Артёму своё лицо. — Сделай мне тоже.
Около часа мы все изображали аватаров и фотографировались в зеленом ландшафте планеты Пандория, а следующие три — оттирали полы, одежду и себя.
Так что к восьми никаких сил на костюмированную постановку и съёмку клипа ни у кого уже не осталось.
Тщательно вымытые, но усталые мы снова сползлись в беседку, развели там мангал и жарили на нём индейку, чёрный хлеб и пили чай с настоящей мелиссой, которую Зоя отыскала в саду, до ночи разговаривая о всякой всячине. От Тик Тока и фотоискусства до осознанных сновидений и телепатии.
Артём притащил откуда-то плетёное кресло-качалку, оно потрещало, поскрипело, но уместило нас обоих. Пахло костром, лилиями, дымящейся спиралью от комаров, туалетной водой Артёма и немного краской, а за пределами нашей беседки повсюду стояла чувственная вечерняя тишина: душная, глубокая и таинственная.
К вечеру, после всей суматошной кутерьмы, смеха и баловства, Артём сделался необычайно спокойным и задумчивым.
Откинувшись назад, он размеренно раскачивал нас в кресле и по большей части молчал, находясь где-то в себе.
Потом вдруг внезапно отмер и едва слышно прошептал на ухо:
— Ты простишь меня?
— Так мы же уже помирились.
— Я хочу, чтобы ты меня простила.
— Если честно, у меня вообще не получается обижаться на тебя.
— Получается. Ты просто сама не понимаешь. Ты падаешь в обморок, у тебя температура, ты заболеваешь.
— Ну ты чего? Это же не обида, а от волнения.
— Всё равно из-за меня. Очень страшно, Вита, понимать, что чья-то жизнь так сильно зависит от тебя. Для такого безответственного раздолбая как я, очень страшно. Я не приспособлен к такому. Обо мне никто никогда не волновался. Родители всегда переживали только за свою репутацию. Они были бы даже рады, если бы я сдох где-нибудь, главное, чтобы не очень позорно. Господи. А теперь за меня кто-то волнуется и болеет от этого. В голове не укладывается. Когда Макс позвал залезть в этот колодец… Я же подумал не о том, что боюсь умереть, а о тебе подумал. Каково тебе будет, пока мы туда спускаемся, и что случится с тобой, если вдруг что. А если бы это был не я, а кто-то другой, ты бы тоже падала в обмороки и болела?
Я погладила его по плечу.
— Нет, конечно.