— Видишь, — сказал он без самодовольства. — Я же предупреждал, что не нужно связываться со мной. Я делаю тебе плохо. Не хочу, но делаю.
Он крепко обнял и вместе со мной откинулся назад.
— Я больше не буду, — пообещала я. — Не буду падать в обморок. Честно. И температуры больше не будет. Поверь. Я могу справиться с собой. Я хотела разлюбить тебя и у меня почти получилось. Нет. Не получилось. Но с температурой я точно справлюсь. Если хочешь, можешь завтра слазить в этот колодец. Я ни слова не скажу. Даже не посмотрю и не подумаю ничего плохого.
— Вообще-то, я не об этом говорил. Я просил, чтобы ты простила меня за то, что я такой… Злой и эгоистичный, и что постоянно мучаю тебя.
— Какой же ты эгоистичный, если не полез в колодец из-за меня? А в том, что злой ты не виноват. Я же понимаю это.
— Всё-то ты понимаешь… — он улыбнулся. — Жизнь очень несправедливая штука. Ты должна была достаться какому-нибудь очень хорошему человеку. Доброму, правильному и ответственному, а не мне.
— Я смотрела один фильм, там одна женщина говорила своей подруге, что слова «ты заслуживаешь кого-то получше» — это дежурная фраза для расставания.
— Да? — Артём озадаченно замер. — Я такое впервые сказал. И то не совсем по-честному. Как думаешь, тебя уже можно целовать?
Никита
Я не спал почти всю ночь. Кажущееся облегчение сменилось новым приступом, меня бесконечно рвало, и я уже начал желать себе скорейшей смерти. Рядом с матрасом поставили пластиковый тазик. Это было удобно и отвратительно одновременно. Дятел перетащил свой матрас в бабушкину комнату и остался там на ночь.
Невыносимо воняло клеем, новыми обоями и газетами. Жара стояла адская. Окно не откроешь.
В два часа ночи я принял ледяной душ, и когда проморозился до костей стало чуть-чуть легче. Но всё равно заснул только около шести, измученный, обессиленный, с чувством детского беспомощного одиночества и обреченности.
В принципе, я уже тогда понимал к чему всё идёт, но боялся себе в этом признаться. До конца надеялся, что ещё немного и отойду.
Но на следующий день, хотя тошнота и прекратилась, а в голову вернулись мысли, температура не снизилась, и бабушка отправила Дятла с огромным списком лекарств в аптеку.
После его ухода с Лёхиного номера позвонил Тифон.
— Ну чё, как ты там? Соломин говорит, совсем помираешь.
— Слушай его больше. Уже нормально. Почти здоров, — ослабленным голосом пролепетал я.
— Ну да, так я и поверил. Просто скажи, когда сможешь. Хотя бы примерно. А то народ в непонятках. Сегодня-завтра-послезавтра. Яров уже развонялся, что от нас другого не ожидал.