Воспоминания о последнем найденном чужом телефоне были не самыми приятными.
— Может ну его? Мало ли что в нём?
— Я заряжу и мы посмотрим, — Дятел хитро улыбнулся. — Как ты думаешь, можно я уже к тебе вернусь?
— Нет, нельзя, — единственным приятным обстоятельством в этой болезни было то, что Дятел от меня отселился и можно было хоть немного отдохнуть от его болтовни.
— Ты всё-таки какой-то расстроенный, — подозрительно присматриваясь, определил он. — Что-то случилось? Ребята решили без тебя ехать?
Удивительная прозорливость. Нострадамус да и только!
— Я сам так решил.
— Правда? — поразился он. — Почему?
— Потому что, в отличие от некоторых, я могу предвидеть как будут развиваться события и предположить, что может случиться. А ещё, потому что думаю не только о себе и собственных развлечениях, — заносчиво выдал я, с каждым словом преисполняясь ещё большей гордостью.
— Какой ты молодец! — в голосе Дятла прозвучало искреннее восхищение. — Это очень взрослый поступок, Никит. Я бы так не смог. Ты не думай, я тебя понимаю. Мне тоже очень хотелось с вами поехать.
— Даже не начинай. Ты вчера сказал, что всё понял.
Дятел понуро свесил голову и ушёл, а я ещё долго лежал слушал Экстантасиона и представлял, как они едут на огромном, прекрасном Хайлендере. Как им там весело и хорошо.
Думал о том, что Зоя сглупила и с грустью вспоминал Сашу, борьба за которую стоила дорого, а по факту не имела никакого смысла. Ведь по сути я вовсе не за неё боролся, а просто злился на Тифона оттого, что он — это он. Наверное, Дятел был прав. Я ревновал Тифона к остальным сильнее, чем Сашу к нему, и даже Зою. Во всей этой странной системе взаимоотношений именно Тиф играл ключевую роль. И мне очень хотелось, чтобы он уважал меня также, как и я его.
Это было ещё в среду, а в четверг мне значительно полегчало Я проспал почти до вечера, в туалет не вскакивал и проснувшись, почувствовал дикий голод.
— Там случайно не осталась печёнка? — спросил я заглянувшего в комнату Дятла.
— Нет. Я всю доел. С вермишелью. Ужасно вкусно. А что, ты проголодался?
— Угу, — похоже это было правдой.
— Ура! Бабушка, Никита проголодался! — он кинулся на кухню. — Сделай ему печенку, как вчера. И я тоже буду.
— До ужина ещё три часа, — ответила бабушка.
— Я всё равно буду. За компанию.
Дятел принес вермишель без печенки и лука. Бабушка сказала, что с больным желудком тяжелую пищу есть нельзя. Отдал мне тарелку и присел неподалёку, прямо на шуршащие газеты, с таким видом, что я сразу понял — собирается сообщить нечто мегаважное.
— Давай, выкладывай.